Ты удивилась бы, узнав, какие мощные эротические подводные течения существуют в здешней музыкальной жизни. Еще одна великая тема для сплетен – Джойс Барма, хорошая виолончелистка и при этом настоящая красавица в духе Гарбо. Ну, знаешь, с таким выражением лица, будто она превозмогает боль в животе. [3] Она замужем за хорошим художником, Феофаном Бармой, поэтому они кажутся экзотичной парой, хотя Джойс на самом деле австралийка, урожденная Маквити. Она потрясающе красива, и тон, которым говорит о ней Дражайшая, меня серьезно беспокоит. Но Джойс влюблена по уши в молодого пианиста Эдера Скотта, который моложе ее на добрых 10 лет и прекрасен, как молодой бог, так что они вдвоем смотрятся потрясающе. Бедняга Феофан утешается нашими сконами со сливками и черносмородиновым вареньем. Дуайер говорит, но вполголоса, что все до единого мужчины в Торонто жаждут оказаться на месте виолончели Джойс, когда она зажимает ее меж колен и извлекает из нее сладостные звуки.
Про Дуайера я тебе уже рассказывала. Он определенно не принадлежит к разряду мечтающих оказаться между коленями Джойс. Он вербует гостей для наших воскресений – как он сам выражается, для того, чтобы к нам приходили лучшие из лучших, а не просто очередь к суповой кухне. Он и Макуэри по собственной инициативе заняли вакансии наших наставников, а временами – и вышибал. Я ведь упоминала про Макуэри, да? [4] Наверняка упоминала. Он часто у нас бывает, и он большой друг доктора Халлы.
Именно Халла предложил оценивать наших гостей по шкале ТЗПЖГЛО. Помнишь ее? Она была модной в наши студенческие годы. Оценивают баллами, по десятибалльной шкале, склонность человека к тщеславию, зависти, похоти, жадности, гневу, лености и обжорству. Но Макуэри заметил, что такая оценка бесполезна, если не дополнена шкалой добродетелей, то есть веры, надежды, любви, справедливости, мужества, умеренности и благоразумия. Из добродетелей не получается такая же красивая аббревиатура (Макуэри весьма небрежно роняет словечки вроде «аббревиатура»), как ТЗПЖГЛО, которая звучит словно что-то из истории науки! (Названа в честь доктора Мельхиседека Тзпжгло из Брно.)
Шкала ТЗПЖГЛО развлекает нас часами, и это развлечение отнюдь не невинно и не способствует расширению кругозора. Я хочу сказать, к примеру, если посмотреть на двух наших завсегдатаев – Антона Мошелеса и его жену Антонию (она тоже австралийка, но в браке с Антоном обзавелась сильнейшим русским акцентом). Антон – виолончелист, участник лучшего местного квартета. Пухлый, с поросячьим лицом, но ужасно умный, у него бакенбарды и дрожащее пенсне в толстой оправе, и он вечно ходит в пышных черных шейных платках и высоких воротниках, а потому очень похож на Шуберта. Что ж! Минимум восьмерка за тщеславие, самая низкая из возможных оценок за леность, вероятно, четверка за похоть (полагаю, с этим разбирается Антония), скажем, пятерка за зависть и тройка за гнев. Но обжорство! Круглая, пухлая и совершенно недооценивающая его десятка! («У вас восхитительные сэндвичи, дорогая. И, друг мой, я никак не могу устоять – еще один из ваших восхитительных сконов, прежде чем я перейду к кексу!») Но по шкале добродетелей, я думаю, у Антона все восьмерки, кроме умеренности. И Антония не сильно позади – разве что в смысле фигуры, а в этом смысле у нее позади очень много (ха-ха). [5]
По тщеславию у них у всех высокие оценки, но, я думаю, так положено артистам. Как им выжить без тщеславия? Даже суровый шотландец Нильчик Гоу весьма высоко стоит на этой шкале, а некоторые, вроде Арне Гаде, датского пианиста [6] , подходят к вопросу очень хитро. Арне – виртуоз, и часов в семь вечера по воскресеньям (после того, как все музыканты, связанные с церковью, уже ушли) он играет для нас: он притворяется, что не хочет, а мы его уговариваем. Он неизменно говорит: «Я, право, совершенно не уверен. Не репетировал эту вещь много месяцев, и память может меня подвести», а потом разражается дивной «Фантазией» Шумана или чем-нибудь еще столь же сложным, а кое-кто из присутствующих, проходя в субботу мимо его дома, слышал, как он это разучивал. Закончив и получив свою порцию бурных аплодисментов, он пригорюнивается, просит прощения, что плохо сыграл, и выражает надежду, что в один прекрасный день мы услышим эту музыку исполненной так, как она звучит у него в голове. Это надоедает, но его можно понять. Однако он постоянно оглядывается на своего основного конкурента, Аугусто Да Кьеза, чилийца, который не входит в тесный кружок, заправляющий здешней консерваторией, но играет Скарлатти как ангел. Говорят, что у него есть ученик, от которого через несколько лет у всех поотваливаются челюсти. Но нам не удается залучить его на наши воскресенья: у него больной желудок и он, кажется, живет на молоке и крекерах – и на Скарлатти, конечно. Еще у него есть любовница – ты можешь в это поверить?
Читать дальше