Росс Монтгомери - Ужин начинается в полночь. Семь жутких историй [litres]

– Привет! Есть тут кто-нибудь? – крикнул Льюис.

Его голос бесследно растворился в холодном ночном воздухе. Казалось, тьма поглотила его.

Льюис нервно поправил шарф на шее:

– Сегодня сочельник, – повторил он себе под нос. – Ничего плохого в канун Рождества произойти не может.

Он смело зашел в ворота и направился в обеденный зал, как и велел ему Декан. В зале горел камин, но в нем все равно было холодно, а высокий потолок терялся в темноте. На стенах висели тяжелые гобелены.

В центре стоял длинный обеденный стол, накрытый на пятьдесят персон. Значит, сегодня в колледже будет праздничный ужин и Льюису придется прислуживать за столом. Но что-то не похоже, что скоро здесь начнется ужин, тем более рождественский. В таком холодном и мрачном месте просто невозможно веселиться. Единственным признаком Рождества была чахлая елка у камина, украшенная жалкой мишурой и семью игрушками.

Льюис увидел огромный портрет над камином. Это была единственная вещь в зале, от которой веяло теплом и уютом. Льюис знал человека, изображенного на картине, – все в деревне его знали. Это был лорд Кавернер – человек, который основал Соулс-колледж сотни лет назад. В свое время его очень любили, и было понятно почему: у лорда было светлое, доброе лицо, густая борода и широкая улыбка. Льюис почувствовал себя спокойнее от одного его взгляда.

– Хватит бояться. Ничего плохого в канун Рождества…

Раздался скрип. В конце зала открылась дверь. Льюис повернулся… но никого не увидел. Противоположная стена терялась во тьме.

– Кто там?

В ответ тишина.

Затем послышались шаги. Кто-то, медленно шаркая по каменному полу, приближался к Льюису. Шаги становились все громче.

Затем все стихло.

Льюис замер, затаив дыхание.

Неизвестный стоял прямо перед ним и тяжело дышал. Льюис не видел его лица… но мог разглядеть очертания. Человек сильно сутулился и, казалось, страдал от невыносимой боли.

– Что ты здесь делаешь?

Голос незнакомца был хриплым и сдавленным: судя по звукам, даже дыхание причиняло ему боль. Льюис сглотнул комок в горле.

– Я… я вроде как должен работать здесь сегодня вечером. – Он взглянул на стол. – На рождественском ужине.

Внезапно мужчина согнулся в три погибели и начал задыхаться от кашля, больше похожего на жуткий смех, и… приблизился к огню. Льюис наконец-то смог рассмотреть его лицо.

Нет, это было не лицо.

У человека не было губ. У него не было век. Его лицо напоминало кусок переваренного мяса, обтянутого человеческой кожей. Незнакомец носил высокий белый колпак и рваную поварскую форму, заляпанную кровью и жиром.

– Ты любишь Рождество, мальчик?

Льюис не ответил – он лишился дара речи. Все, что он мог делать, – это стоять на месте и дрожать от страха. Наконец сутулый Повар полностью вышел из тьмы. Его налитые кровью, лишенные век глаза бешено вращались в глазницах.

– Я спросил: ты любишь Рождество?

Льюис понятия не имел, чего хочет повар, но он нисколько не сомневался, что сейчас произойдет что-то ужасное, если он не сделает то, что от него хотят. Он лихорадочно кивнул.

– Очень хорошо, – сказал Повар. – Тогда слушай меня внимательно, если хочешь дожить до утра.

Льюис ахнул.

Повар наклонился достаточно близко, чтобы Льюис учуял запахи стряпни, которые следовали за ним, как призраки.

– Они приближаются, мальчик. Они появятся здесь с минуты на минуту. Не разговаривай с ними. И ради бога, мальчик, не зли их.

Льюис растерялся:

– И-их? Кого их?

Снаружи раздался звук разбитого стекла. Льюис обернулся. Здание больше не было безлюдным. Оно было окружено. Отовсюду слышались шум, гам, топот ног, шорох гравия. Звуки становились все громче и громче.

Это были дикие вопли.

– Готовься, мальчик, – сказал Повар. – Наши гости прибыли.

Двери распахнулись, и в комнату ворвался поток ледяного воздуха.

Льюис закричал, когда из дверного проема прямо на него с ревом выскочил мотоцикл. Он чудом успел отскочить в сторону, и мотоцикл на полной скорости врезался в шкаф со спортивными трофеями. Ездок спрыгнул в последнюю секунду и теперь, покуривая сигару, с кривой ухмылкой рассматривал повреждения.

– В яблочко! – сказал он гордо. – С первого раза!