Роберт Чамберс - Король в Желтом

– Мистер Уайльд ошибается, – прошептала Констанция. Ее губы побелели, но голос остался мягким и ровным.

– Давайте согласимся, если угодно, что в этом конкретном случае мистер Уайльд ошибается, – сказал я.

Я поднялся по трем полуразрушенными пролетам лестницы, которой так часто пользовался прежде, и постучал в маленькую дверь в конце коридора. Мистер Уайльд открыл мне, и я вошел.

Заперев дверь на два оборота и придвинув к ней тяжелый сундук, он приблизился и сел рядом, изучая мое лицо маленькими светлыми глазками. Полдюжины новых царапин покрывали его нос и щеки, а серебряная проволока, поддерживающая искусственные уши, сместилась. Я подумал, что никогда прежде не видел его столь гадким и притягательным одновременно. У него не было ушей. Искусственные, что ныне топорщились под углом из-за тонкой проволоки, являлись его единственным слабым местом – вылепленные из воска и окрашенные в нежно-розовый, тогда как лицо было желтым. Лучше бы он позволил себе роскошь вроде искусственных пальцев на левой руке, полностью их лишенной, но это, по-видимому, не причиняло ему неудобств. Восковые уши его устраивали. Он был почти карлик, не выше десятилетнего ребенка, впрочем, с превосходно развитыми руками, а его мощным бедрам позавидовал бы любой атлет. Но самым удивительным в мистере Уайльде, человеке невероятного ума и познаний, казалась голова – вытянутая и остроконечная, как у тех несчастных, которых запирали в лечебницы из-за слабоумия. Многие называли его помешанным, но мне было понятно: он так же здоров, как и я.

Впрочем, не отрицаю его эксцентричности. Маниакальное желание держать дома кошку и дразнить ее, пока она не кинется ему в лицо словно фурия, без сомнения, было крайне странным. Я никогда не мог понять, почему он терпел ее и что за удовольствие находил, запираясь в комнате с этой угрюмой, злобной тварью. Помню, однажды, оторвавшись от рукописи, которую изучал при свете каких-то сальных огарков, я увидел мистера Уайльда, застывшего на корточках в своем высоком кресле. Его глаза горели от возбуждения, пока кошка, поднявшаяся со своего места у печки, подбиралась, стелясь по полу, прямиком к нему. Прежде чем я смог пошевелиться, она распласталась на ковре, напружилась, задрожала и прыгнула ему на лицо. Воя и исходя слюной, они катались по полу, царапая и кусая друг друга, пока кошка с воплем не юркнула под шкаф. Мистер Уайльд перевернулся на спину, его конечности подергивались и сжимались, как лапки умирающего паука. Он и в самом деле был эксцентричен.

Мистер Уайльд забрался в свое высокое кресло, а затем, пристально рассмотрев меня, достал гроссбух с загнутыми страницами и раскрыл его.

– Генри Б. Мэттьюс, – прочел он. – Бухгалтер в «Уисот, Уисот и К о», продажа церковной утвари. Заходил третьего апреля. Репутация испорчена на скачках. Известен неуплатой долгов. Репутацию надо восстановить к первому августа. Гонорар пять долларов.

Он перевернул страницу и пробежал костяшками беспалой руки по исписанным мелким почерком колонкам.

– П. Грин Дьюзенбери, священник, Фэйрбич, Нью-Джерси. Репутация испорчена в Боуэри. Должна быть восстановлена как можно скорей. Гонорар сто долларов. – Он кашлянул и добавил: – Заходил шестого апреля.

– Значит, вы не нуждаетесь в деньгах, мистер Уайльд? – поинтересовался я.

– Слушайте… – Он закашлялся снова. – Миссис К. Гамильтон Честер, из Честер-парк, Нью-Йорк. Заходила седьмого апреля. Репутация испорчена в Дьеппе, Франция. Должна быть восстановлена к первому октября. Гонорар пятьсот долларов. Заметка: «К. Гамильтон Честер, капитан корабля „Лавина“, приказ вернуться домой из эскадры южных морей первого октября».

– Что ж, – сказал я, – реставрация репутаций оказалась прибыльным делом.

Его бесцветные глаза встретились с моими.

– Я всего лишь хотел доказать, что был прав. Вы говорили, преуспеть в качестве реставратора репутаций невозможно и, даже если я достигну успеха в некоторых делах, расходы превысят доходы. Сегодня в моем распоряжении пятьсот человек, я плачу им немного, но они работают с энтузиазмом, который способен породить лишь страх. Эти люди принадлежат ко всем слоям и классам общества, некоторые являются столпами наших самых тайных и привилегированных организаций, другие – опора и гордость финансового мира, прочие имеют непререкаемое влияние в мире талантов и моды. Я выбрал их на досуге из тех, кто откликнулся на мои объявления. Это легко, все они – трусы. Я мог бы утроить их число в двадцать дней, если бы пожелал. Теперь вы видите: те, кто хранит репутации наших сограждан, у меня в кармане.