Виталий Абоян - Мёртвая жизнь [litres]

Внезапно Захар почувствовал, что подобный процесс происходит во всем теле. Всюду живая плоть становилась податливой и тягучей, клетки отовсюду ползут к ладони, спеша скрыться в спасительной каменной могиле. Они рвались туда. Им разрешили обрести свободу, отделиться от своих собратьев и не умереть. Его организм переставал быть многоклеточным, он вообще переставал быть.

Серия резких болезненных уколов пронзила руку, поднялась вверх, охватила все тело и… исчезла. В самый последний момент он понял, что в камень вросли нервные стволы, и через них Хозяин Тьмы организовал коннект с сознанием. Включился в процесс, как сказал бы Грац. А потом Захар узнал, каков мир на самом деле.

Огромный, многогранный, пустой и переполненный, абсолютно темный и яркий, серый и разноцветный. Разве можно эпитетами человеческого восприятия описать то, что увидел Захар? То, что он почувствовал, услышал, понюхал? То, чем он стал?

Неисчислимые мириады нитей тянулись ко всем уголкам Галактики. Странно, но предел его восприятия, границы его почти безграничного влияния оказались довольно четко очерчены. Возможно, когда-нибудь, не скоро, но это время обязательно настанет, он будет хозяином всей Вселенной.

Он многое приобрел. Теперь он не просто владел, производил и выводил. Он теперь знал, он упивался своим знанием, своей властью. Собственным существованием. Как это интересно – существовать!

И это все – его создания! Как же он велик!

Мириады нитей, мириады жизней, мириады процессов. Их все можно изменять, можно экспериментировать и создавать. До чего интересно, до чего великолепно однажды вышло и как хорошо, что он решил это продолжить!

Жизнь бурлила по всей Галактике. Жизнь – странный, самоорганизующийся процесс, успешно борющийся с хаосом бытия. То, что однажды породило его, и то, чему он дал дорогу, что развил и усложнил многократно. Это все – его. Он управлял каждой частичкой живого, каждым новшеством, что вносили случайные мутации в сложный мир ДНК. И теперь он осознавал это великолепие, теперь он мог не только творить, выбирая лучшее из множества, но приобрел способность мечтать. Сколько всего еще оставалось в небытии и сколько еще предстояло создать!

Восторг и радость переполняли его. И только что-то непонятное точило, глубоко внутри, что-то, что сопоставляло данные. Оно не только использовало имеющееся, оно синтезировало новые данные, информация путалась, она искажалась. Это же неправильно, это не нужно. Не надо так! Пусть он…

– …убирается, этот ублюдок! – выкрикнул Захар, выдергивая покрывшуюся быстро темнеющей сетью лопнувших сосудов ладонь из ледяного камня.

– Где она?! Где! – Захар не понимал, думает он или вопит что есть мочи. Хотя какое это имело значение? Как же больно руке!

Правая рука, словно самостоятельное существо, поймала летающую у груди перчатку и натянула ее на обмороженную левую кисть. Тихо клацнул замок, и герметизирующая рукав мембрана сложилась, пропуская блаженное тепло. Дикая боль выламывала ладонь, страшно хотелось почесать ее, помять, но в скафандре сделать это невозможно. Не важно, главное – рука жива. Раз чувствует боль, значит, жива. И он тоже жив.

Захар повернулся к стене тоннеля и с ненавистью пнул ее ногой. Его отбросило назад. Ничего, двигатели скафандра в порядке, выровняют положение.

Сколько это он там пробыл? Ого, больше двух часов. Вот, значит, что произошло с Фрицем, вот где он был. А чего вышел? Или ему тоже не понравилось?

Захар вспомнил, что не дослушал посмертное послание биолога. Вирт-связь на борту «Тауруса» работала отлично, и он попросил «Зодиак» возобновить трансляцию.

«Как появилась жизнь, сегодня понятно. Непонятно только, как она…» О чем это? Нужно немного назад вернуть…

«L-формы лишены клеточной стенки. Они вообще не совсем живые. Набор органических молекул, способных при благоприятных условиях превратиться в живой организм. Это потому, что жизнь не нужна. Она случайна. Или я это уже говорил? А впрочем, не важно.

Как появилась жизнь, сегодня понятно. Непонятно только, как она смогла сохраниться. Во враждебной среде, в очень враждебной. Это нынешние микроорганизмы могут жить и во льдах, и в реакторах, и даже в космосе. Результат длительного отбора и эволюционных превращений. А в те далекие времена все было намного проще. L-форма – безумно сложная вещь в сравнении с первобытным протоживым организмом. Как это эфемерное создание, едва способное на удержание себя в целостности в совершенно идеальных условиях, могло выжить да еще скопировать себя, создать сонмы таких, как оно, в мире бушующих океанов, бурлящей лавы и жесткого ультрафиолетового излучения? Как?! Это просто не поддается пониманию.