Дмитрий Тихонов - Чертовы пальцы (сборник)

– Он здесь.

– Твой ученик? – уточнил Серп, подошедший следом.

– Да.

– А мужик-то утек. Пацаненок живой?

– Не знаю.

Таня попыталась открыть дверь, обошла багажник, попробовала с другой стороны – все безрезультатно.

– Заклинило намертво. Может, ты возьмешься?

– Давай, – Серп сунул фонарь в карман плаща и с силой дернул дверь обеими руками. Она не поддалась.

– Нет, – сказала Таня. – Я имела в виду, ножами?

– Ножами не получится, – покачал головой Серп. – Они только с плотью имеют дело. Тут надо грубую силу. Эй, Молоток?

Молот заглянул в окошко, посветил фонарем, потом сказал Тане:

– Отойди, – и легко коснулся ладонью заклинившей двери. Та заскрежетала, сминаемая невидимой, но непреодолимой силой. Выдернув и отбросив ее, Молот бережно вытащил безжизненного, обмякшего мальчика. Положил его на траву, присел рядом, пальцами разорвал толстые веревки, стягивающие все тело, приложил ухо к груди. Половину молочно-белого лица Вадика покрывал огромный синяк, на виске блестела широкая ссадина, грязную спортивную толстовку украшали многочисленные пятна крови.

В тишине Таня слышала стук собственного сердца, казавшийся оглушительным. Лес позади молчал, черный, насупленный, обиженный на тех, кто разбудил его. Лес хотел лишь спать, забыться до следующей весны. Лес знал: забытье – основа жизни.

Молот наконец поднял голову от груди Вадика, ощупал его плечи, ребра, ноги, застыл в мрачной задумчивости.

– Что? – спросила Таня.

– Ничего хорошего, – пробурчал Молот, поднимаясь с колен. – Но пока еще держится. Давай-ка перенесем его к нам в тачанку, а то здесь моментально окоченеет.

– А можно его носить? Я имею в виду повреждения…

– Других вариантов нет, – Молот принялся снимать плащ. – Сейчас соорудим носилки.

Это оказалось не так уж и сложно. Аккуратно ступая, они вдвоем подняли мальчика к машине, положили на заднем сиденье на правый бок. Когда возвращались, их окликнул Лицедей:

– Эй, ребята, быстрее! Наш несравненный чернокнижник набросал нам хлебных крошек.

Он указал лучом на черные в синем свете пятна, покрывавшие траву рядом с отвалившейся водительской дверью. Повел фонарем – еще пятна, настоящая цепочка, уползающая в лес. Кровь. Таня с некоторым удивлением взглянула на шефа борцов с нечистью. От прежнего сутулого утомленного старика остался теперь только потертый кожаный плащ. Лицедей выглядел подтянутым, бодрым, веселым даже, во всех его движениях сейчас скользила почти кошачья грация, приятная глазу, но определенно опасная.

– Пошли, посмотрим, что там, на другом конце этого маршрута, – сказал он своим бойцам, потом повернулся к Тане. – Машину водишь?

– Теоретически.

– Ничего. Сейчас трасса пустая, справишься. Сейчас пока посиди внутри и наружу не высовывайся, что бы ни случилось. Ни в коем случае. Если мы не вернемся через десять минут, заводись, вези парня в город, в больницу. Поняла?

– Да.

– Десять минут.

Молот сунул ей в руку ключи, и странная троица молча ушла в лес. Они скрылись во мраке мгновенно, как брошенные в черную воду камни, не оставив после себя ни шорохов, ни отсветов фонарей. Таня пыталась прислушиваться, но уши уловили только монотонный скрип сосен. Ночь вокруг тонула в пустой осенней тишине, и дорога позади тоже была совершенно пустой. Ни одной машины, ни единого намека на то, что где-то в мире есть еще нормальные, разумные люди, которые радуются солнцу и ветру, которые не верят в магию. Для таких людей, для миллионов обычных, самоуверенных людей все эти события отзовутся лишь статьей в уголовной хронике местной газеты или, возможно, если все кончится плохо, парой шокирующих заголовков в Интернете. Один из великого множества немного загадочных, но незначительных, не особенно интересных несчастных случаев. Вот и все.

Таня вернулась в машину, села на водительское место, посмотрела на Вадика. Приложить ухо к груди мальчика она не решилась – боялась не услышать то, что, по идее, должна была. Обезображенное синяком лицо, перемазанная в крови толстовка, уродливая ссадина на виске. Всего несколько дней назад этот мальчишка умно и легко рассказывал у доски о Великом переселении народов. Таня отвернулась, опустила подбородок на сцепленные пальцы, глядя прямо перед собой, сосредоточившись на времени, что огромным монотонным потоком текло сквозь нее, низвергаясь в бездну. Где-то на дне вяло шевельнулась мысль, что нужно достать и включить мобильник для отсчета тех самых десяти минут, но Таня проигнорировала ее. Вряд ли это имело значение. Она поняла, что проваливается куда-то – то ли в сон, то ли в смерть. Оттуда поднималось безразличие, опутывало ее скользкими щупальцами, сдавливало череп, прижимало к сиденью. Она слышала чьи-то голоса, растворенные в почти незаметном шуме ветра. Безжизненные, ядовитые голоса, похожие на шелест падающих листьев. Они говорили о неудавшейся жизни, о несбывшихся мечтах, о разрушающихся башнях надежд. Голоса знали многое и были правы.