Коллектив авторов - Ночи живых мертвецов [антология]

– Кроме того, – добавила Мария, – звонил твой отец. Кажется, он очень напуган.

– Черт. Спасибо, куколка.

С тяжелым сердцем он нажал на металлический рычаг, а затем отпустил, слушая гудки, пока его монетка дребезжала на дне телефонного аппарата. Он опустил в щель еще одну монету и набрал номер дома, в котором вырос.

– Алло?

Харви замешкался. Голос его отца звучал ужасно плохо.

– Папа, это Харви.

– О, Харви, слава богу! Твоя мать умирает, Харви, я все звоню в «девять-один-один», но никто не отвечает!

Закрыв глаза, Харви произнес:

– Продолжай звонить, папа. Я буду у тебя так скоро, как только смогу.

Он повесил трубку и прыгнул обратно в фургон.

– Мы едем в Киттанинг.

– Что?! – Фрэнк снова выглядел, как оказавшийся в свете фар испуганный олень. К тому же его челюсть отвалилась, сделав его похожим на рыбу.

Указав вперед на дорогу, Харви повторил:

– Едем в Киттанинг, прямо сейчас.

– Но это в часе езды!

– Тогда тебе лучше двигаться побыстрее.

– Ни за что, мужик, я не могу…

– Езжай, Фрэнк, или я расскажу Джеку о том, как ты курил на прошлой неделе травку, думая, что я тебя не вижу.

– Слушай, чувак, это нечестно!

– А когда жизнь была честной? Поехали.

Фрэнк завел фургон и проворчал:

– Это плохая идея, мужик.

К тому времени, когда они прибыли в Киттанинг, город на берегу реки Элледжени, было уже темно.

– Мужик, это не круто.

– Будь так добр, заткнись, а? – Харви был готов придушить Фрэнка. Лучше было вернуться на станцию, а затем приехать сюда на собственном автомобиле, но отцовский голос звучал так тревожно. Харви никогда не слышал у него таких интонаций, за исключением того дня, когда умерла бабушка.

– Вот дерьмо!

Испугавшись возгласа Фрэнка, Харви поднял взгляд и увидел человека, стоящего прямо посреди Маркет-стрит.

Фрэнк рванул руль в сторону, пытаясь объехать человека (который продолжал стоять на месте), и врезался прямо в фасад банка.

Харви резко бросило вперед, его голова врезалась в лобовое стекло, а грудь ударились о приборную панель.

Несколько секунд он просто сидел на полу перед пассажирским сиденьем, в ушах у него звенело.

Потянувшись, он дернул ручку, и пассажирская дверь со скрипом открылась, издав резкий металлический скрежет.

Первой его мыслью было, что теперь придется заполнять кучу бумаг о поврежденном фургоне.

Посмотрев на сиденье водителя, он увидел, что Фрэнк продолжает сидеть в кресле, удерживаемый ремнем безопасности. Казалось, что он без сознания.

Запоздало осознав, что ему следовало самому пристегнуться ремнем, Харви попытался выбраться из фургона и вместо этого упал на тротуар.

Что-то попало ему в глаза. Он протер их и увидел на пальцах кровь. Потрогав лоб, он почувствовал, что тот скользкий от крови.

Поднявшись на ноги, Харви оглянулся и увидел, что тот же самый человек по-прежнему стоит посреди Маркет-стрит.

– Эй! – крикнул он, ковыляя к застывшей фигуре. – Черт тебя подери, ты что, спятил?!

И тут он наконец-то смог хорошо рассмотреть мужчину. Его глаза были молочно-белыми, зубы сгнившими, а прямо посреди его фланелевой рубашки красовалась огромная дыра – и в самой груди тоже. На самом деле, Харви смотрел прямо сквозь него, сквозь хлопья запекшейся крови, осколки костей и клочья мышечной ткани, виднеющихся внутри разверстой дыры.

Вот уже тридцать часов, как он слушал рассказы обо всяких странных людях, блуждающих вокруг, об оживающих мертвецах и прочем бреде.

Но теперь он впервые повстречался с ними лицом к лицу.

И тогда он побежал.

Объятый паникой, Харви бежал куда глаза глядят, но, видимо, его подсознание работало как надо, поскольку спустя минуту он обнаружил, что бежит по Сэмпсон-стрит прямиком к дому своих родителей.

Если не считать ожившего мертвеца, на улицах он больше никого не увидел.

И он не знал, что из этого кажется ему более странным.

Несколько секунд он безуспешно возился с защелкой входных ворот – его руки по-прежнему были скользкими от собственной крови, смешанной с потом, – но наконец-то ее одолел. Ворота как обычно скрипнули, и он пробежал по растрескавшейся дорожке к входной двери.

– Пап? – позвал он, дернув на себя внешнюю сетчатую дверь. Она была не заперта, да и внутренняя деревянная дверь в такой теплый вечер оставалась открытой.

– Ты дома?

– Харви? Харви, это ты?

– Я здесь, пап.

Его отец вышел в фойе из гостиной, одетый в своем обычном домашнем стиле: белая майка, боксерские шорты и кожаные тапочки. Слезы текли по его щекам и густым усам.