Михаил Ежов - Бумажные шары

Когда Йоши-Себер вернулся, оружейник уже приступил к работе, и было заметно, что он полон энтузиазма. Должно быть, в последнее время ему нечасто делали заказы: люди предпочитали обходиться теми тулварами, которые можно было изготовить за куда меньшую цену, да и богачи теперь редко оказывались на поле битвы: их оружие служило скорее украшением, нежели тем, что может спасти жизнь и сразить врага.

Йоши-Себер застал кузнеца за выбором заготовки для клинка. Кэндзи Бенгерида стоял на краю скалы и придирчиво рассматривал брусок стали, заставляя солнце играть на нём. Его грубые, покрытые мозолями руки едва касались металла, не столько держа, сколько лаская его.

— Мёртвое станет живым, чтобы отнять жизнь, — проговорил оружейник, когда Йоши-Себер приблизился. — Нечасто клинку удаётся так скоро познать кровь.

— Сколько будет стоить ваша работа? — спросил Йоши-Себер.

— Пятьдесят золотых, Ваше Высочество.

— Это слишком мало для клинка, сделанного таким мастером, как вы, господин Бенгерида.

Оружейник покачал головой.

— Выковать бусанчи для вас, Ваше Высочество, большая честь, — Кэндзи Бенгерида опустил заготовку и повернулся. — Я рад, что на склоне лет удостоился её.

Йоши-Себер поклонился, отдавая должное любезности оружейника, но решил, что непременно щедро вознаградит его сверх названной суммы, благо у него было с собой куда больше денег.

Кинжал был готов в срок. Закончилась первая неделя второго летнего месяца, когда Кэндзи Бенгерида торжественно вручил Йоши-Себеру бусанчи. Это был прекрасный образец оружейного мастерства: многослойная сталь, покрытая ритуальной гравировкой по всей длине, не считая последних двух дюймов слегка изогнутого лезвия, длинная рукоять из слоновой кости и серебра, красный шнур, вставленный в отверстие на «яблоке» и символизировавший удачу (таким образом выражалась надежда на то, что совершающий касишики попадёт в рай).

Ножны были вырезаны из сандалового дерева, инкрустированы перламутром и покрыты тёмным лаком. Кэндзи Бенгерида не стал чрезмерно украшать их, соблюдая древнюю традицию оружейников, делавших ножны для бусанчи простыми.

Йоши-Себер любовался кинжалом, следя за тем, как на стали играют лучи солнца. Гравировка, помимо ритуальных стихов, изображала гербы императорского дома и личный герб третьего сына — дракона, сжимающего тулвары.

— Это великолепная работа, мастер Бенгерида! — проговорил Йоши-Себер, проводя пальцем по тупому краю кинжала.

— Благодарю, Ваше Высочество, — кузнец поклонился.

— Жаль, что такая вещь послужит лишь однажды, — мрачно пошутил Йоши-Себер, и Кэндзи Бенгерида сдержанно улыбнулся в ответ.

— У меня есть один вопрос, Ваше Высочество, если позволите, — оружейник поклонился.

— Прошу.

— Что случилось с тулваром, который я выковал для вас?

— Его больше нет.

Кэндзи Бенгерида задумчиво схватился за косичку на конце бороды. Йоши-Себер видел, что его ответ не удовлетворил кузнеца.

— Вы не сказали бы так, если б потеряли его, или если бы тулвар у вас украли, верно? — спросил оружейник.

Йоши-Себер отрицательно покачал головой.

— Он пал в бою с демоном. Боюсь, его душа была при этом исторгнута.

Кэндзи Бенгерида на мгновение прикрыл глаза, выражая скорбь.

— Делать его было истинным наслаждением, — проговорил он. — Это оружие напоминало мне вас: так же разило точно в цель.

— Увы, мне не всегда это удавалось, — печально отозвался Йоши-Себер. — Именно поэтому я здесь, господин Бенгрида.

— В схватке с вершащими судьбы проигрывают даже лучшие, — оружейник низко поклонился. — Да простит Ваше Высочество мне эти слова.

Йоши-Себер провёл пальцем по идеально отполированному лезвию — на этот раз по заточенной стороне. На коже проступила капелька крови.

— Лучшие сами вершат свои судьбы, — сказал он. — Так мы и узнаём в конце жизни, кем были.

Йоши-Себер покинул дом Кэндзи Бенгериды, щедро расплатившись с ним, и двинулся в сторону Кхамруна. Он хотел умереть, глядя на императорский дворец — место, где он родился и где убил родного брата. Где лелеял мечты о будущем и где совершил роковую ошибку.

Он не считал, сколько времени занял путь.

Наконец, Йоши-Себер оказался на утёсе, возвышавшемся над бухтой. Гавань не пестрела парусами и флагами, как прежде. Она была почти пуста.