Брайан Ламли: Мифы Ктулху. Порча и другие повести

В любом случае ближе к вечеру я стряхнул с себя сон, спустился вниз и выпил чашку кофе с печеньем, а заодно заглянул к Карлу. Он с головой ушел в работу – так, что пот катился с него градом. Не замечая ничего вокруг себя, мой друг продолжал наносить новые мазки на свою омерзительную картину, которую почему-то не желал мне показывать. Впрочем, с меня хватило и ранее увиденного. Отчего-то я не торопился ставить его в известность, что работу нужно завершить в течение двух последующих дней, поскольку в пятницу или, самое позднее, в субботу старый дом должен был взлететь на воздух.

Я вернулся к себе наверх, умылся, побрился, и как только начало темнеть, вновь обратился к тетради моего дядюшки. Мне оставалось прочесть страницы три-четыре, не больше, причем первая запись была сделана за считаные дни до его кончины. Эти страницы представляли собой ворох наскоро сделанных и почти неразборчивых заметок, так что мне стоило немалых трудов извлечь из них хотя бы мало-мальский смысл. Лишь подспудный страх подгонял меня, заставляя читать дальше, хотя признаюсь честно – к тому времени я почти уже отчаялся найти разгадку.

Если бы не прирожденная педантичность, не позволявшая мне читать записки дяди в произвольном порядке, я разобрался бы во всем намного раньше. В любом случае тетради этой нет уже и в помине, она утеряна, и мне остается лишь воспроизвести последние ее страницы по памяти. После этого – и после того, как я изложу события той жуткой последней ночи, – читатель может полагаться на свои собственные выводы. Вот эти заметки – или то, что мне из них запомнилось:

Заклинание Леей или Мирандолы: «Dasmass Jeschet Воепе Doess Efar Duvema Enit Marous». Надеюсь, я верно передал произношение… Чем окажется это Нечто? И можно ли уничтожить его выстрелом из двустволки? Это мы вскоре узнаем. Но вдруг то, о чем я подозреваю, правда? Что, если это «клещ», который, по словам фон Юнцта, обитает в мантии Йог-Сотота (см. Unaussprechlichen Kulten 78.16)? Страшные намеки, жуткий пантеон… а это Нечто – лишь крошечный паразит на одном из них!

Культ Ктулху… ужас, растянувшийся на тысячелетия. «Отчет Йохансена» и Пнакотикские рукописи. Облавы 1928 года в Инсмуте. Об этом много писали, но до конца так ничего и не ясно. Глубоководные… Да, но они не схожи с этим Нечто.

Весь мифологический цикл… Так много источников. Что это? Чистой воды вымысел? Не думаю. Слишком все глубоко, слишком взаимосвязано и потому вполне вероятно. Согласно Картеру в SR (АН 59), сс. 250–251, они были изгнаны в эту часть Вселенной (либо в наше пространство-время) Старшими Богами в наказание за мятеж. Хастур Ужасный, томящийся в заключении на озере Хали (и вновь мотив озера или водоема!) в Каркозе. Великий Ктулху в Р’льехе, где он пребывает в дрёме, скорее похожей на смерть; Итаква, изгнанный за полярный круг, и так далее. Но Йог-Сотота изгнали вон, в параллельный мир, смежный с любым пространством и временем. Поскольку И-С пребывает повсюду, то человек, которому известны врата, может призвать его оттуда…

Интересно, пытался ли Хоразос со своими приспешниками призвать его? Или вместо него им достался лишь паразит, обитавший на нем? Кажется, мне понятно назначение пруда. То, что деду оно было известно, сомнений не вызывает. Один его интерес к Несси, к Лэмбтонскому Червю, к Кракену из старинных легенд, наядам, Ктулху… Племя, обнаруженное Венди-Смитом, панически боялось воды, и лишь водная толща Тихого океана – хвала Всевышнему! – держит К. взаперти в его темнице в Р’льехе. Вода укрощает их свирепый дух…

Но если вода ограничивает свободу этого Нечто, то почему оно раз за разом возвращается в нее? И как ему удается покидать пруд, если его не призывают выйти на сушу? Еще никто из Мак-Гилкристов не отважился вызвать его – это мне известно доподлинно… разве что по чистой случайности, хотя некоторые из них явно догадывались о Его существовании. В семействе никогда не было пловцов – ни единого за всю историю рода, и теперь мне понятно, почему. Тому причиной врожденный ужас перед прудом. Нет, даже не перед прудом, а перед неизвестным созданием, что затаилось в его глубинах…

Неизвестное создание, что затаилось в его глубинах…

Мокрый от липкого пота, едва ли не парализованный ужасом, заключенным в этих словах, – этих обрывочных, нацарапанных корявым почерком заметках, которые, как мне тогда казалось, мог оставить только умалишенный, – я сидел за старым письменным столом и продолжал читать. И когда в доме воцарились ночь и тишина, взгляд мой, как и накануне, скользнул от раскрытой тетради к застывшей, недвижимой поверхности пруда за окном…