Луиза Морган - Ведьмы. Запретная магия [litres]

– Придется похоронить ее здесь, – прошептала Луизетт.

– Поторопись, – ответил ее муж. – Нужно уходить.

– Oui. D ’ accord [4].

Нанетт смотрела, как из фургона Урсулы достали лоскутное одеяло и завернули в него тело. Бабушка не возмущалась и не попыталась воспротивиться – даже когда ее лицо оказалось накрыто тканью. Двое других мужчин, взяв лопаты, начали копать яму между менгирами. Луизетт подозвала Флоранс, чтобы та отвела Нанетт к фургону собирать вещи. Когда в свете утренней зари они вернулись, ни Урсулы, ни ее одеяла уже не было. Лишь насыпь из сероватой грязи посреди пары камней говорила о том, что это место захоронения.

Нанетт повернулась к Луизетт, чтобы спросить, что произошло, но лицо старшей из сестер было настолько угрожающе мрачным, что вопрос замер на ее губах. Девочка схватила свой узелок, усиленно моргая, чтобы смахнуть слезы, вызванные чувством замешательства и утраты.

Лошадей отвязали и, шлепнув по крупу, пустили бегом. Фургоны были брошены на месте – яркое кольцо посреди поля с каменными столбами. Набив самыми ценными пожитками сумки и корзины, клан отправился в путь пешком. Теперь кристалл перешел в распоряжение Луизетт, гримуар Урсулы тоже был уложен вместе с ее вещами. Позже Нанетт узнала, что клюка была похоронена вместе с бабушкой, потому что никто не владел силой, достаточной для того, чтобы ее использовать.

Семейство Оршьер оставило бабушку Урсулу, могущественную ведьму, покоиться в одиночестве. И лишь бессмертные менгиры стояли на страже ее жалкой могилы.

1834 год

Нанетт тряхнула поводьями и причмокнула, погоняя пони. Тот ненадолго перешел на рысь, но вскоре вернулся к привычному шагу. Крытая повозка, ранее груженная овощами и сырами, которые Нанетт продала на субботнем рынке, теперь дребезжала по каменистой дороге вдоль обрыва. Девушка нетерпеливо ерзала на сиденье, раздосадованная неторопливостью поездки, тем не менее не прикоснулась к хлысту. Она сама дрессировала этого пони и знала, что подстегивание только заставит его взбунтоваться. Чтобы как-то скоротать время, она стала перечислять вслух великие и малые саббаты [5]. Пони с интересом навострил уши, продолжая плестись. К тому времени, как перед ними показались соломенные крыши Орчард-фарм, солнце уже начало спускаться за вершину Сент-Майклс-Маунта. Пронизывающий корнуолльский ветер продувал плащ и домотканое платье Нанетт. Она замерзла, устала, испытывала беспокойство и едва нашла в себе силы кивнуть Клоду, когда тот вышел из хлева, чтобы взять поводья у нее из рук.

– Все в порядке? – спросил он, как всегда, по-французски.

– Там был священник, – с раздражением ответила она по-английски.

Он вопросительно приподнял брови:

– Prêtre? [6]

– Священник. Священник! Я же знаю, ты достаточно понимаешь по-английски! – С этими словами она спрыгнула с повозки и, тяжело ступая, обошла ее, чтобы вытащить пустые корзины и свернутые мешки.

– Семнадцать лет от роду, и никакого уважения к моим сорока.

Она вздохнула и перешла на французский:

– Да, там был священник. Тот самый . Бернар.

Клод ничего не ответил, но, уводя пони прочь, выглядел еще мрачнее, чем обычно.

Нанетт понеслась через сад к крыльцу. Сложив корзины у двери, она направилась в кухню. В доме было тепло, а аромат супа и свежеиспеченного хлеба заставил ее желудок сжаться от голода, хотя она едва обратила на это внимание.

Анн-Мари, склонившись над каменной раковиной, чистила горшок. Подняв голову, она взглянула на Нанетт и спросила то же, что ранее Клод:

– Все хорошо?

– Нет. – Девушка упала в кресло с таким чувством, будто принесла на себе домой тяжесть всего мира.

– Что случилось?

В дверях кладовой показалась Луизетт с тарелкой масла в руках. Она была самой старшей и высокой в клане, даже среди мужчин. У нее и голос был мужской, и она частенько говорила, как мужчина. Она хмуро взглянула на Нанетт. Та подперла подбородок кулаком и одарила ее сердитым взглядом в ответ.

– Кроме того, что я единственная в семье, кто говорит на языке нашей страны?

– Пьер говорит по-английски, – как всегда мягко, заметила Анн-Мари.

– Но он уехал, не так ли? Так же, как Жорж и Луи. Все уехали при первом удобном случае и оставили все на меня.

Ей никто не ответил, и Нанетт тут же захотелось забрать свои слова обратно. Она прекрасно знала, как старшие сестры горевали по отъезду своих сыновей. Они все разлетелись в разные стороны: один в Шотландию, другой в Ирландию, третий – назад в Бретань, что оказалось роковым решением.