А если без присказок (ведь кому-то читать их трудно), то приснилось мне однажды, как ранили меня в спину стрелой. Не враги ранили, а те, кого грудью своей прикрывал. И так и не узнал я во сне, кто стрелял, а главное — за что? Не было за моей спиной мною обиженных.
Долго я не хотел вспоминать эту историю про Зайца. Уже написал «Путями истины», где Заяц под своим, родовым именем от раны мучается, возвратившись из дальнего похода. А про стрелу — не мог. Не любил я тогда предательства, да и сейчас не люблю.
Вот только под лопаткой ноет с тех пор, как приснилось. Хоть наконечник стрелы и вышел — память осталась. Словно ждёт, что встречу я того, кто стрелял. Ударю ли?
— Тю, Заяц!
Вой вынужден был оборотиться. Здесь его прозвали Зайцем. (А настоящее имя, данное родичами, по чужим землям не треплют. Негоже.)
Зайцем стал он не за осторожность совсем, а за быстрое жилистое тело, да за привычку лесную. Разворотлив, в комок сжат, следы путал, не без того. Вот тебе и Заяц. Да и орла, что твой заяц — тоже порвать мог.
— Ты бы кольчужку-то поновил? Не ровён час…
И тут же говорун получил по белобрысому затылку. Чего Мару-то кликать? Сама придёт.
К ней и шли.
Блошка сверкнул зубами, глядя, как досталось непутёвому Сове от Татарника. Блошка считал — молодых только так учить надо. Хоть, вроде, и не зол был.
А Телич всё тянул через правило наготовленные древки для стрел, и только искоса так поглядывал.
Сам он был сухой, что твоё древко, да черноглазый не по руси. Бабы сказали бы полянские, что глаз дурной у него, вороний. Да не было тут баб. Вои одне.
По числу если считать — три по сорок воев было, по уму — Телич да Татарник. Да Заяц вот, хоть и пришлый.
Ещё Зайцем пришлый за то стал, что подумали — кривич [4] Кривень — тотемное название зайца.
, мол. С ихней стороны шёл. А по оберегам ведь — и тем чужой. Знавал кривичей Телич, да смолчал.
И нравился ему Заяц, и отталкивал. Надсада с такими знаться. Не от этого мира, от чуров идут да от закона верхнего. А кому он на земле нужен, закон этот?
На земле закон свой — сколько соболя убил — столько и шкурок возьми.
А такой, как Заяц покосится вдруг, как на лишнее. Брось, мол, будет тебе на припас — и хватит, а то — лихо лесное возьмёт. Забьёт глаза зело. Ничего и видеть кроме шкурок тех не будешь…
Чужой, одним словом. Что ему — эти шкурки? Волк ему брат, не заяц: голову вкось поворачивает, любой шаг слышит. Поди, в одёжде где — запрятана и голова резная волчья. Волк, не заяц…
Однако, Татарник — главный. Татарник смекнул — кривич, ну и пусть тешится.
Однако же и умён Заяц. И говорит складно. А главное — тропу на болоте выбирать умеет.
Был у них проводник, Башар, да как провалился на второй раз, да на силу вытянули, Заяц и пошёл вперёд. Да так и идёт себе. Свои у него дела за болотом. Не говорит, подался куда.
Прибился Заяц ещё пожилому, где не побоялись чужого взять, тут не взяли бы, да поздно. А ну, как поворотится волком?
Заяц видел, что на тылу кольчужной рубашки и впрямь образовалась вызвездь. Так то же на тылу, не спереди. Подождёт ещё.
Татарник свистнул подниматься. Телич собрал недоделанные стрелы в мешок.
Заяц опять пошёл вперёд, ловко перескакивая с кочки на кочку. И остальные потянулись за ним. Чёрные сосенки кривились, не давая тени, солнце жарило спину, набитый мешок тянул вниз.
Вдруг Заяц поднял руку, и кто видел — встали.
Сзади напирали. Телич ступил чуть в сторону, и под ногами хлюпнуло.
Татарник протиснулся вперёд. И Телич тоже полез. Не оступиться бы.
— Машешь чего? — строго спросил, вглядываясь в редколесье, Татарник.
— Твердая земля пойдёт. Повыпрямились сосны. Надо бы вперед человека послать.
Татарник задумался. Вернее бы всего и послать того же Зайца, да чужак ведь.
— Бошка! — негромко окликнул Татарник.
Башар подошёл от заду.
— Возьми кого, да до твёрдой земли идите. Как бы нам стрел не наловить.
Оставшиеся на болоте доставали пока из мешков у кого что было — тулица ли клёпаная, кожан ли, а то и кольчужка. Но то — редко.
А Бошка ушёл себе. Солнце к зениту, а его всё нет.
Татарник загоревал. Злость стала дёргать его да ярить. Зайца ругает… А тот и не слышит вроде. Задумался. Глаза равнодушные, мутные, нездешние стали.
А потом и говорит вдруг:
— Засада там. Вроде, как остров на болоте, а дальше — гать [5] Гать — дорога через болото или затопленный участок суши, настил через трясину. Делается из брёвен, уложенных обычно поперёк движения. Гати являются одним из самых древних типов дорожного покрытия и были известны человеку ещё в каменном веке. Например, при раскопках в торфяномболоте около Гластонбери была найдена гать, проложенная за 4000 лет до н. э.
навалена. Вот там и сидят. И не пройти нам, не пустят. Сами они гать ложили — не откупимся. Разве что, тех — в болото скинем.
Читать дальше