Тимофей Печёрин - Паранойя. Сборник

Хочу рассказать вам историю своего падения. Не с небес на землю, как мог бы кто-то не без ехидства предположить. Но с земли, на которой подавляющее большинство людей твердо стоят обеими ногами — и прямиком в бездну, из которой нет возврата. Или, скорее, в выгребную яму. В обычном содержимом которой я успел увязнуть по уши.

Довольно благодатная тема, наверное. Для мастера слова — более чем подходящий повод сотворить даже увесистый том. А впоследствии и, чем черт не шутит, прописаться среди классиков. Да взирать одновременно строго и мудро с портрета в школьном кабинете литературы на сидящих за партами беспутных потомков.

Что до меня, то я тома кропать ни времени не имею, ни, так сказать, технической возможности. Пишу там, где для этого замечаю хотя бы малейшую возможность. Сперва черкал куском угля на стенах камеры, затем фломастером — на неровных грубых листах оберточной бумаги. И наконец, догадался тем же фломастером писать на обратных (чистых) сторонах рекламных листовок. Уж хотя бы в этих, последних я недостатка не испытываю. Забрасывают мне их в камеру каждый день примерно по десятку за раз.

Что до остальных письменных принадлежностей, то их по моей просьбе доставил адвокат, передав через надзирателя. Оба, что надзиратель, что адвокат смотрят на меня примерно как на навозную кучу посреди банкетного зала, но деньги способны смягчить и более суровые сердца. Хотя бы на время.

Возможно, будь я немного щедрее, писал бы не углем и фломастером, но более удобной ручкой или хотя бы карандашом. Каковые в местах не столь отдаленных проходят как «колющие предметы», а значит, запрещены… вроде бы как. Но фишка в том, что на деле запретные предметы, что колющие, что режущие, все равно чудесным образом просачиваются в руки местного контингента. Способствуя порой даже некоторому сокращению его численности.

Почему так происходит — нетрудно догадаться. Лично я еще на воле успел узнать, что у каждого запрета своя цена.

Но лично мне по большому счету все равно, чем выводить буквы. Так что доплачивать за некоторое удобство, которое способна принести ручка по сравнению с тем же фломастером… нет, мне не столько жалко, сколько не вижу я в том хоть малейшего смысла. Принявшись за эту писанину, я в последнюю очередь думал об удобстве. Если думал вообще.

И в классики, кстати говоря, тоже не мечу. А чего добиваюсь — сам не до конца понимаю.

Может, предостеречь я хочу тем самым? Предупредить? Поделиться опытом, давая возможность кому-то другому поучиться на моих ошибках? Даже не смешно. Меня, знаете ли, тоже много чему учили и много от чего предостерегали. Но что толку — коль пребываю я далеко не в шоколаде?

Тем более я не надеюсь облегчить собственную участь. О, на это не стоит рассчитывать даже в приступе нездорового оптимизма. Во-первых, вину свою в совершенном преступлении я не собираюсь отрицать ни единой буковкой. Во-вторых, отрицать все равно без толку. Ведь взяли-то меня на месте преступления. Тепленьким! Факт (свежий труп то бишь) — на лицо. Лежал неподалеку, и вроде даже остыть до конца не успел.

А при таком раскладе положение мое совершенно безнадежно. Сколько бы букв я ни оставил на стенах, листах оберточной бумаги и злополучных листовках. И хотя смертная казнь у нас в стране вроде бы отменена, статья мне светит такая, что живьем место заключения не покинуть. Какие бы подлые жулики и жестокие бандюги ни населяли мир по эту сторону решетки, у многих из них наверняка есть дети. Коих эти падшие люди, хоть по-своему, но любят. И любой из их отпрысков — думают они — мог оказаться на месте моей жертвы.

Добро, хоть после ареста и первой же драки с моим участием… точнее, моего избиения, кому-то хватило ума перевести меня из общей «хаты» с почти сотней обитателей в одиночную камеру. Повторяю, хватило именно ума, а не сострадания или иных гуманных соображений. Не вызывает сострадания человек со статьей как у меня — даже у близких. Во всяком случае, никто из родственников и друзей, не говоря уж про бывшую жену, так меня ни разу не навестил. Замараться опасаются будто.

А спасает… до поры меня лишь то, что в недрах следственных органов кто-то из начальства смекнул: если оставить мое пребывание в СИЗО на самотек, то вместо успешного закрытия уголовного дела можно получить лишний труп. То есть дополнительное дело — дополнительную работу. Чего допускать было попросту неразумно… тем более что на одного подследственного можно и другие жертвы (другие дела, из нераскрытых!) повесить.