Максим Кабир - Скелеты

Подбитую скулу щипало. Она смотрела на свои руки и видела голубоватые вены, и внутри она была хрупкой и бордовой, разве что кости белые, если их помыть.

Часть ее умирала от страха: колотящееся сердечко под воробьиным оперением. Часть созерцала происходящее, как зритель в кинотеатре. Доела свой поп-корн и ворует кукурузные зернышки у прикорнувшего рядом Ермакова.

«Я победила его, — недоверчиво подумала Ника. — Действительно победила мерзавца».

Она вспомнила бритую башку между бедер. Брезгливо отерла нейлон колготок, словно счищала его слюну.

«Истребительница маньяков», — хмыкнула она.

Вова промыл раны девочки перекисью, перевязал эластичным бинтом. Снежана тихо стонала, жмурясь. Неужели эта исстрадавшаяся школьница проломила череп качку-маньяку?

— До свадьбы заживет, — пообещал Солидол, закончив перебинтовывать кисти.

— Может, родителям ее позвонить? — шепнула Ника.

— Позвоним, — сказал Ермаков, — когда она будет в безопасности, — и спросил, наклоняясь к Снежане: — Больно?

— Чуть-чуть, — призналась девочка.

Ника погладила ее по руке.

— Увезите меня, — попросила Снежана.

— Скоро мы будем далеко.

Часы пробили восемь. В квартирах семьи собирались провожать старый год. Но некоторые горожане рыскали по Варшавцево, охотясь за утраченными ключами. Толя ушел на кухню звонить Ларисе. Ника слышала, как он препирается с женой, умоляет ее не плакать. Вова принес штаны на ватине и вязаный свитер. Отвернулся к стене, пока Ника переодевала ослабевшую девочку.

— Скажите маме… — Снежана словно разговаривала во сне, — скажите, что я умерла.

— Никто не умрет, солнышко.

Ника отдала Андрею пальто и надела свою куртку, не забыв переправить в карман замок. Бегло осмотрелась. Обстановка комнаты была захудалой, бедной. Отслоившиеся обои, пришпиленные к ним лики святых. Не иконы, а фотографии икон, вырезанные из журналов. Патефон, пластинки. В самодельном серванте — пыльный хрусталь и фарфоровые слоники. И большой фотопортрет в раме, хмурая брюнетка, словно недовольная, что ее снимают.

— Это Таня моя, — сказал Солидол. Он осторожно натягивал на ступни Снежаны шерстяные носки. Девочка притихла, закрыла предплечьем глаза. — Я за ней ходил, когда вас увидел. Она с ними… ну, с теми, на джипе.

— Телефон скорой помощи занят, — зло сказал Ермаков. — Как и полиции.

— Полиция с ними заодно, — произнес Солидол. — Я видел там ментов при бронежилетах.

— Позволь, — Ермаков смочил ватку спиртом и протер опухшую скулу Ники.

— Будешь меня такой любить? — спросила она, морщась.

— Буду, — он подтвердил свои заверения поцелуем и повернулся к Вове. — Где там?

— В степи. На отвале. Ну, это, где кратер в земле.

«Пик Будущего», — догадалась Ника.

— Я Таню искал, мне сказали, она в ту сторону шла. Они поработали с ней, завербовали… это секта, а?

— Вроде того. И много ты их видел?

— Десяток. Стоят столбами. Я говорю: домой идем, а она: я бога жду, бог родится ночью. Совсем сдурела. Я ей шмотки приволок, чтоб не задубела, просил, объяснял. Она мне: уходи подобру-поздорову. Кумовья ее новые меня прогнали. Я ей ужин приготовил, вышел, вот, а тут вы.

— У тебя всегда при себе пиротехника? — спросил Андрей.

— Это для Тани. Мы год назад познакомились, тридцать первого. Она рассказывала, как в детстве батя ее салюты запускал. Прослезилась аж. Ну, я и покумекал: накуплю стрелялок, сюрприз приготовлю. Авось расколдую ее.

— Удался сюрприз.

— Целитель у них главный, — сказала Ника. — Матай. Они Снежану в жертву принести хотят. Или меня… Женис говорил, я тоже подхожу. Я тоже белая внутри, как и она.

Ермаков напряженно посмотрел на Нику, а Вова встрепенулся:

— Женис? Умбетов? Он же на зоне.

— В подвале он мертвый лежит. Снежана ему голову размозжила обогревателем. Он и его мамаша девушек убивали по указке Матая. Снежана могла бы стать пятой.

— Как в Библии, — сказал Солидол, — Содом и Гоморра.

«Гилеад», — подумала Ника.

Притопал понурый Толик.

— Ребята, — он стыдливо потупился, — я домой пойду. Я должен семью защищать. Вас двое, — он окинул взором Ермакова и Вову. — Вы справитесь без меня.

— Как же ты доберешься? — нахмурилась Ника. — Подожди машину. Мы тебя подбросим…

— Доберусь. Не прощу себе, если не доберусь. А ждать не могу. Там Лара, Юла. Там отец один. Не могу.

Ника подумала, что, по сути, Толя больше не нужен потусторонним силам. Они покушались на его жизнь, чтобы не подпустить к тайне, но отныне их цель — беглянки.