Грег Гифьюн - Сезон крови [litres]

Он склонил голову набок, как будто услышал мои мысли. На какое-то мгновение я увидел в его взгляде того, кем он был много лет назад.

– Бернард, – сказал я.

– Подойди ближе, Алан. – Его голос звучал глубже, чем обычно, к нему примешивалось бульканье и посторонние отзвуки, как будто его легкие заполняла жидкость, или он полоскал горло и одновременно пытался говорить.

Я подчинился, и, чем ближе я подходил, тем шире и ярче становился луч фонарика. Существо было полностью обнажено и по плечи покрыто поблескивавшей кровью, которая лежала таким густым и ярким слоем, что ее почти можно было принять за краску. Фейерверк подходил к концу, взрывы грохотали почти без перерыва, заливая фабрику, наши тела и лица потоками цветных огней. Я проследил взглядом за синим лучом, опускавшимся к ногам Бернарда. Он сидел на корточках в темноте, как загнанный в угол зверь. Пол вокруг его ступней и стену за спиной покрывала студенистая масса дрожащей плоти, крови и костей, как будто кто-то с силой швырнул порцию этого месива в угол. Казалось, вещество мало-помалу впитывается в пол и стену, постепенно просачиваясь куда-то еще.

Не все духи отходят в мире , – сказала Клаудия. – Кое-кто задерживается .

Кажется, ничто не сковывало его движения, но все они были медленными, как будто сонными. Он поднял окровавленную руку к лицу и начисто вытер глаза, потом отвел взгляд, как будто глубоко задумавшись. Каждый раз, когда он выдыхал через нос, из его ноздрей вытекали струйки крови и смешивались с уже покрывавшей его кожу алой пеленой. В конце концов, он принялся громко дышать ртом.

Меня отвлекло движение слева. В нескольких футах, в темном углу, куда не достигал ни свет фонарика, ни вспышки фейерверков, стояли едва видимые во тьме существа из наших кошмаров.

Но я знал, кто они. Я видел их прежде.

– И ты знаешь, зачем они здесь, – пробулькал Бернард.

– Ты не настоящий, – сказал ему я. – Вы все ненастоящие.

– А твои сны, они настоящие? Твои кошмары?

– Ты всего лишь призрак в моем воображении.

– Почти. – С громким шипением, которое звучало как спуск пара из трубы, он выдохнул через рот и растянул губы в усмешке. У него больше не было зубов, только гладкие розовые десны. – Привидений не существует, Алан. Это только воспоминания… эхо… следы.

– Зачем ты это сделал?

Он перевел взгляд, медленно провел черным языком по губам.

– Такова моя природа.

– Нет, – сказал я, мотая головой. – Ты был моим другом.

– Друг, родственник, – пробулькал он. – Тот, кому ты доверяешь, в кого ты веришь. У меня нет каких-то особых качеств, ничего, что меня выдавало бы. Неужели ты до сих пор не понял? Я повсюду, Алан. Я – во всех. В ком угодно . – Он широко разинул рот, и поток темной крови хлынул ему на подбородок. – В безутешном, слабом, одиноком, потерявшемся, утратившем веру и нечистом. Проклятом. Ах, это сладкое проклятие.

Фейерверк прекратился, и на фабрику опустились тишина и мрак. Остался только луч моего фонарика и звуки океана неподалеку. Я покрепче сжал в руке нож Рика.

– Ты явился сюда, чтобы меня убить, да? – Влажные глаза уставились на мою руку. – Этой нелепой игрушкой?

Тяжело дыша, я впился в чудовище передо мной и заверил:

– У меня есть игрушки и помрачнее . Почему ты мучаешь нас?

Влажные алые пальцы погладили окровавленный подбородок. Потом он протянул руку ко мне, с кончиков пальцев капала кровь.

– Иди за мной, Алан. Я покажу тебе красоту муки. – Он ухмыльнулся, когда я подошел ближе. – Я уже говорил, что твоя мать тоже тут, с нами?

– Моей матери рядом с тобой нет.

– Неужели ты сейчас хоть в чем-то уверен? Неужели после такого ты хоть когда-нибудь сможешь во что-то поверить?

Я с трудом сглотнул.

– В этом я уверен.

– Тебе снились такие ужасные кошмары, – сказал он голосом моей матери, – когда ты был совсем маленьким. Помнишь, малыш?

Я боюсь, я напуган так сильно, что едва могу дышать. Я отчаянно рыдаю, давлюсь, меня всего трясет. Но потом я понимаю, что рядом со мной мама, любящая и терпеливая. У нее самые красивые темно-коричневые глаза на свете. Она обнимает меня, садится на постель, качает меня в объятьях и что-то нашептывает. Он нее пахнет чистотой, свежестью и теплом, и я чувствую себя в безопасности.

– Все в порядке, – говорит она мне. – Всего лишь дурной сон, маленький мой, это всего лишь дурной сон. – Она нежно стирает пальцами слезы, и пелена, сквозь которую я раньше глядел на нее, пропадает. – Что тебе приснилось такое страшное?