И вдруг – что-то твердое под лопатками. Пол. Чары развеялись, и все ее 112 фунтов почувствовали себя обманутыми. Она стала так тяжела, так тяжела после того, как была такой легкой! Ей тут же страстно захотелось почувствовать это вновь и улететь прочь. Безмолвия как не бывало: стекло с оглушительным грохотом рухнуло вниз, осыпав мраморный пол, книжные полки и кресла мириадами звонких осколков.
Вскоре к Мэри подошли Сачмо и Седрик. Оба ухмылялись от уха до уха, как дурачки. Но Мэри едва взглянула на них. Она смотрела на других бродяг – легких, как хлопья снега, как бабочки. Никакой тяжести… Никаких ощущений… Почему вся жизнь не может быть вот таким простым, бездумным падением?
Орел парил в вышине, кружил на фоне глубокого неба. Какая же это радость, какая радость, что им удалось освободить его! Как он, должно быть, легок…
Наконец Мэри поднялась на ноги – вся в синяках, со звоном в голове. С первого же взгляда сделалось ясно: библиотека никогда больше не будет прежней. Стекло запуталось в волосах. Стекло завалило лифты. Стекло запорошило клавиатуры компьютеров, испортив все файлы. Стекло свисало со стеллажей, как запоздалые рождественские украшения. Зал озарился лампами аварийного освещения, и Мэри с грустью поняла, что больше не видит тишины и не слышит ее оттенков. Неподалеку сидел лягушонок Седрика, но от знакомой зеленой тишины не осталось и следа. Портреты на стене окутались мраком. Лица и ничего более. Хлещущая из труб вода на глазах превращалась в лед. Лампочки пожарной сигнализации, охранной сигнализации и сигнализации, оповещавшей о виновных в систематической порче книг, мигали вовсю, и это значило, что в одиночестве их компании оставаться недолго.
Мэри направилась к выходу, где столпились бродяги. Лягушонок тоже прыгнул вперед и приземлился прямо на башмаки Седрика.
Освободившись, Седрик взял Мэри за руку и отвел ее в сторону – туда, где их разговор не могли бы услышать бродяги.
– Мэри, здесь больше нет волшебства, – сказал он. – Нам нужно идти.
– Да, нам нужно идти.
Улыбнувшись, Мэри крепко стиснула его руку, но он мягко высвободил ладонь из ее пальцев.
– Нет, вы остаетесь. Со мной идут только бродяги да мой лягушонок. Простите.
– Но… Я думала…
– Вы ошиблись. Извините.
– Я люблю тебя, – сказала она. – Мне было так хорошо с тобой там, на крыше. Я хочу пойти с вами.
Седрик вздохнул.
– Миледи, меня любят все. Это часть моего волшебства, очень полезная, когда приходится навещать этот мир. Взять вас с собой я не могу.
– Но почему? – капризно спросила она. – Бродяг же берешь.
– Их я могу взять с собой, потому что там, куда мы пойдем, их никто не осудит. Кроме этого, они могут мне пригодиться. Вы же оказались в этой библиотеке только из-за ненависти к самой себе.
– Но теперь-то я изменилась.
– Да, это правда. Сачмо рассказал, как вы орали на портреты. А лягушонок говорит, что вы чуть-чуть не одолели его в драке. А всего минуту назад вы сказали, что любите меня, нисколько не заботясь о том, что я могу воспользоваться этим вам во зло. – На мгновение его лицо покрылось морщинами, глаза глубоко утонули в глазницах. – Не плачьте. Мне пора уводить остальных. Не вздумайте последовать за нами. Это погубит вас.
Мэри кивнула, но взглянуть ему в глаза так и не смогла.
– Полиция с минуты на минуту будет здесь. Даже мое волшебство не сможет укрыть нас от стольких любопытных глаз.
– Ступайте, – сказала она.
– Вы спасли орла, Мэри.
Мэри попыталась выжать из себя улыбку.
– Да. Наверное, так и есть.
Вслед за Седриком она подошла к выходу. Здесь Сачмо поцеловал ей руку – и вложил в нее свой саксофон. Пока Мэри изумленно таращилась на него, не зная, что на это сказать, он нацарапал на карточке: «Сбереги саксофон. Мне он больше не нужен. Не грусти, Мэри!».
Мэри кивнула, сжала его руку и замерла, провожая взглядом бродяг, идущих за Седриком наружу.
Посреди улицы их окружил, обнял город. Но что это был за город! На мгновение шкура реальности раздвинулась, обнажив блестящие пагоды, сияющие серебром улицы, толпы людей в ярких одеждах, и над всем этим в воздухе носились странные существа, не последним из которых был орел, порхавший средь пагод с грацией жаворонка.
Видение исчезло. Мэри осталась одна. Одна среди холодного камня библиотечных стен. Сквозь разбитый купол внутрь проникал лунный свет. Ветер дул прямо в лицо. Перезвон осколков тонул в вое приближающихся сирен. Густой снег заметал пол. Медленно подойдя к столу, Мэри вынула из ящика сумочку и «Иерусалимский покер».
Читать дальше