Гарднер Дозуа - За темными лесами. Старые сказки на новый лад [litres с оптимизированной обложкой]

Отец дни напролет сидел в гостиной, держа на коленях Ласточкин Хвост, и глядел сквозь двери вдаль от рассвета до заката, будто сам превратился в статую.

Каждый день, возвращаясь с полей домой, я видел, как в глазах отца на миг вспыхивает проблеск надежды.

– Не говорил ли кто, что нуждается в нашей помощи? – спрашивал он.

– Нет, – как можно беспечнее отвечал я. – Но я уверен: вскоре поблизости появится прыгучий вампир. Давненько их не бывало.

Говоря все это, я отводил взгляд в сторону: очень уж не хотелось видеть, как искра надежды угасает в отцовских глазах.

И вот однажды, придя домой, я обнаружил отца висящим на толстой балке в его спальне. С онемевшим сердцем вынимая из петли мертвое тело, я думал о том, насколько отец сродни тем, на кого охотился всю свою жизнь: и им, и ему давало жизнь древнее волшебство, но вот оно ушло без возврата, и ни отец, ни его жертвы не знали, как прожить без него.

Ласточкин Хвост в руке показался тупым и тяжелым, точно дубина. Я всю жизнь думал, что стану охотником на демонов, но как же им стать, если на свете больше нет ни демонов, ни духов? Все даосские благословения, сокрытые в этом мече, не смогли спасти отца от утраты смысла жизни. Быть может, если и я останусь здесь, мое сердце тоже отяжелеет и затоскует по вечному покою?

Янь я не видел уже шесть лет, с того самого дня, как мы с нею прятались в храме от бригады железнодорожных топографов. Но в этот момент мне вспомнились ее слова.

Научиться бороться за жизнь…

Я увязал в узел кое-какие пожитки и купил билет на гонконгский поезд.

Охранник-сикх проверил мои документы и махнул рукой, пропуская меня через проходную. Я чуть помедлил и бросил взгляд на рельсы, тянувшиеся вверх по крутому склону горы. Казалось, это не рельсы, а лестница, ведущая прямо на небеса. Это был фуникулер, трамвайная линия к вершине Пика Виктории, где жили хозяева Гонконга, а китайцам появляться запрещалось.

Но, чтобы швырять уголь в топки и смазывать механизмы – на это вполне годились и китайцы.

Пригнувшись, я нырнул в машинное отделение, и меня окутали клубы пара. За пять лет я изучил ритмичный лязг поршней и дробное жужжание шестерней лучше собственного дыхания и биения сердца. Вся эта мерная какофония казалась чем-то наподобие музыки, приводившей меня в движение, словно звон цимбалов и гонгов в начале народной оперы. Я проверил давление, смазал сальники уплотнительной смазкой, подтянул фланцы, сменил изношенные шестерни резервной лебедки… Я погрузился в работу с головой. Это было тяжело, но приносило удовлетворение.

К концу моей смены снаружи стемнело. Покинув машинное отделение, я увидел в небе полную луну, озарявшую очередной вагон, полный пассажиров, увлекаемый вверх по склону силой моей машины.

– Смотрите, берегитесь китайских духов, – сказала одна из пассажирок, женщина с необычайно светлыми волосами, и ее спутницы рассмеялись.

Только после этого я понял: сегодня же ночь Юланя, Праздника Голодных Духов. Надо бы раздобыть что-нибудь для отца – возможно, купить бумажных денег в Монкоке…

– Как это «на сегодня закончила», если ты еще нужна нам? – раздался развязный мужской голос невдалеке.

– Таким, как ты, не пристало привередничать, – со смехом добавил второй.

Оглянувшись на голоса, я увидел китаянку, стоявшую в тени возле станции фуникулера. Узкое платье-чонсам в западном стиле и крикливый макияж не оставляли сомнений в ее ремесле. Ей преграждали путь двое англичан. Один тянул к ней руки, пытаясь обнять, а она осторожно пятилась от него прочь.

– Прошу вас, – сказала она по-английски, – я очень устала. Возможно, в другой раз.

Голос первого зазвучал жестче.

– Давай-давай, без глупостей, – сказал он. – Это не обсуждается. Ступай с нами и делай, что полагается.

Я подошел к ним.

– Эй…

Оба обернулись ко мне.

– Что происходит?

– Не твое дело.

– А по-моему мое, – возразил я. – Как вы разговариваете с моей сестрой?

Сомневаюсь, что хоть один из них поверил этому. Но за пять лет споров с тяжелыми механизмами мои мускулы достигли впечатляющей величины, а взглянув на мое лицо и руки, черные от смазки, эти двое, по-видимому, почли за лучшее не затевать публичной потасовки с ничтожным механиком-китайцем.

Ругаясь себе под нос, англичане отступили и встали в очередь на посадку.

– Спасибо тебе, – сказала Янь.

– Давно я тебя не видел, – откликнулся я.

«Прекрасно выглядишь» говорить воздержался. Это было вовсе не так. Она выглядела усталой, исхудавшей, хрупкой. Вдобавок, от резкого запаха ее духов щипало в носу.