Эмма застонала и опрокинулась на подушки.
– Ладно, только не это.
Джулиан сел в ногах ее кровати, пока Эмма чистила покрывала, убирая еду и вещи, которые рассматривала – Джулиан заметил старую фотографию девушки с клинком, похожим на Кортану, и еще одну – с четырьмя мальчишками у реки, одетых по моде начала века.
Когда Эмма закончила, то снова отряхнула руки и обернулась к нему с упрямым выражением на лице.
– Скоро нам придется разделиться? – спросила она чуть дрожащим голосом. – Как только заседание в Аликанте закончится? Что мы скажем детям?
– Я поговорил с Магнусом, – сказал Джулиан. – Он сказал, что нам надо пойти к Инквизитору.
Эмма издала звук, свидетельствовавший о полном неверии.
– К Инквизитору? То есть к главе Совета, в чьи обязанности входит исполнение Законов?
– Я уверен, что Магнус в курсе, кто такой Инквизитор, – сказал Джулиан. – Это отец Алека.
– Он это что, в качестве угрозы сказал? Типа, или мы добровольно сдаемся Роберту Лайтвуду, или он сам нас сдаст? Но Магнус бы не… Не представляю, чтобы он такое сделал. Он слишком верный.
– Не в этом дело, – сказал Джулиан. – Магнус хочет нам помочь. Он помнит таких же, как мы, парабатаев, и он… указал мне на то, что никто из них ни разу не обращался за помощью к Конклаву.
– Потому что Закон принадлежит Конклаву!..
– Но не в этом же проблема, – перебил Джулиан. – С Законом мы бы справились. Другое дело – проклятие, из-за которого и существует Закон, даже если Конклав этого не знает. Но мы-то знаем.
Эмма только посмотрела на него.
– Все остальные парабатаи боялись Закона больше, чем проклятия, – сказал Джулиан. – Они всегда или расставались, выходили из Конклава, или скрывали то, что с ними творилось, пока их не ловили с поличным или пока проклятие их не убивало. Магнус сказал, что мы были бы первыми, и что для Роберта это бы что-то да значило. И еще он указал на кое-что помимо этого. Много лет назад Роберт был в Круге, и его изгнали. Изгнание на время разорвало его связь со своим парабатаем. Магнус сказал, что Алек ему об этом рассказывал – это повредило их связь настолько, что Роберт даже не понял, что его парабатай умер.
– Изгнание? – голос Эммы дрожал. – Изгнание значит, что Конклав тебя отсылает… у тебя тут нет выбора…
– Но условия изгнания определяет именно Инквизитор, – сказал Джулиан. – Это Роберт решил, что Алина может последовать в изгнание за Хелен; Конклав был против.
– Если одному из нас придется отправиться в изгнание, то это буду я, – сказала Эмма. – Уеду с Кристиной в Мексику. Ты незаменим для детей. Я – нет.
Ее голос был тверд, но глаза блестели от стоявших в них слез. Джулиан почувствовал волну все той же отчаянной любви, которая уже чуть его не захлестнула, и силой сдержался.
– Мне тоже претит мысль о расставании, – сказал Джулиан, проводя рукой по одеялу – грубая на ощупь поверхность успокаивала. – То, как я тебя люблю, Эмма, это основа основ. Это то, что я есть. Как далеко мы бы ни были друг от друга.
Блеск в ее глазах превратился в жидкость, и по щеке Эммы скатилась слеза. Она даже не пошевелилась, чтобы ее утереть.
– Тогда, выходит?..
– Изгнание уничтожит связь, – сказал он, стараясь, чтобы голос его не дрожал. Какая-то часть Джулиана все еще, несмотря ни на что, находила невыносимой саму мысль о том, чтобы перестать быть парабатаем Эммы – и мысль об изгнании тоже. – Магнус в этом уверен. Эмма, изгнание совершит нечто, на что не способно расставание, потому что изгнание – это глубинное волшебство Сумеречных охотников. Церемония изгнания уменьшает некоторые твои способности как нефилима, твою магию, а иметь парабатая – часть этой магии. Это значит, что проклятие будет отложено, а у нас есть время – и я смогу остаться с детьми. Иначе мне пришлось бы их покинуть. Эмма, проклятие вредит не только нам, оно вредит и людям вокруг нас. Я не могу оставаться рядом с детьми и думать, что я могу представлять для них какую-то угрозу.
Она медленно кивнула.
– Допустим, это даст нам время, а потом что?
– Магнус пообещал все свои силы бросить на то, чтобы вычислить, как разорвать нашу связь или покончить с проклятием. Одно из двух.
Эмма подняла руку, чтобы потереть мокрую щеку, и он заметил у нее на предплечье длинный шрам, который был там с тех самых пор, как пять лет назад в зале в Аликанте он вручил ей Кортану. Сколько же меток мы друг на друге оставили , – подумал он.
– Ненавижу, – прошептала она. – Ненавижу, что придется быть вдали от тебя и детей.
Читать дальше