– Я помню Темную войну, – произнесла она. – Помню, как люди умирали у меня на глазах. Мой отец был одним из Затемненных. Он вернулся, но это… это был не он. – Она с усилием сглотнула. – Когда я смотрю фильм ужасов, я знаю: что бы ни случилось, когда он закончится, со мной всё будет в порядке. Я знаю, что все люди там – актеры и после титров разойдутся по домам. Кровь ненастоящая, и ее смыли.
Глаза Хайме были темными и бездонными.
– И у меня почти получается поверить, что ничего не было, – проговорил он. – Представить себе, что ничего не случилось.
Дрю грустно улыбнулась.
– Мы Сумеречные охотники, – сказала она. – Мы себе такого не представляем.
– Люди на что угодно пойдут, лишь бы не делать работу по дому, – сказал Джулиан.
– Но только не ты, – заметила Эмма. Она лежала на диване, перекинув ноги через подлокотник.
Поскольку сегодня они не могли пойти за Аннабель в церковь, они решили провести день за чтением дневников Малкольма и изучением рисунков Аннабель. К закату у них уже накопился внушительный объем заметок, рассортированный стопками по всему коттеджу. Заметки о хронологии – когда Малкольм присоединился к семье Аннабель, возглавлявшей корнуолльский Институтом. Они усыновили его еще ребенком. Заметки о том, как сильно Аннабель любила Блэкторн-Мэнор – фамильное владение Блэкторнов в зеленых холмах Идриса. Как они вместе играли в Броселиандском лесу. Как Малкольм начал планировать их будущее и построил коттедж в Полперро, и как они с Аннабель скрывали свои отношения, обмениваясь письмами через ворона Аннабель. Как отец Аннабель разоблачил их и вышвырнул дочь из дома Блэкторнов, и Малкольм наутро нашел ее, рыдающей на берегу.
Тогда Малкольм твердо решил, что им необходима защита от Конклава. Он знал и раньше о собрании книг с заклинаниями в Институте Корнуолла. Ему понадобится могущественный покровитель, решил он. Тот, кому он сможет передать Черную книгу, и кто взамен будет держать Совет подальше от них.
Эмма читала дневники вслух, а Джулиан делал заметки. Время от времени они прерывались, фотографировали свои записи и вопросы на телефоны, и отсылали в Институт. Иногда они получали встречные вопросы и спешили отыскать ответы. Иногда вообще ничего не приходило. Однажды им прислали фотографию Тая, который нашел в библиотеке целую полку первых изданий книг о Шерлоке Холмсе и сиял от счастья. Еще им прислали фото ноги Марка. Они не знали, что об этом и думать.
В какой-то момент Джулиан потянулся, сходил на кухню и сделал горячие бутерброды с сыром на тяжелой железной плите, распространявшей по всей комнате тепло.
Плохо дело , – подумал он, глядя на собственные руки, пока раскладывал бутерброды по тарелкам – и вспомнил, что Эмма любит, чтобы с хлеба были срезаны корочки. Он так часто над ней за это подсмеивался. И потянулся за ножом – механически, по привычке.
Джулиан представил себе, каково бы было делать это каждый день. Жить в доме, который сам построил – как и здесь, оттуда было бы видно море. С внушительной студией, где он мог бы писать. С залом для тренировок Эммы. Он представил себе, как просыпался бы каждое утро и видел бы ее рядом с собой – или за кухонным столом, напевающей над утренней овсянкой, и поднимающей голову, чтобы улыбнуться ему, когда он вошел бы.
Волна желания – не только телесного, но желания этой сказочной жизни – захлестнула его и чуть не задушила. Мечтать опасно, напомнил он себе. Так же опасно, как для Спящей Красавицы в замке, когда она погрузилась в грезы, что поглотили ее на целый век.
Он вернулся и присоединился к Эмме перед камином. Она улыбнулась, когда принимала от него тарелку, ее глаза сияли.
– Знаешь, о чем я переживаю?
Сердце Джулиана медленно перевернулось в груди.
– О чем?
– Чёрч, – сказала она. – Он же в Институте Лос-Анджелеса совсем один.
– Нет, не один. Он окружен Центурионами.
– Что, если кто-нибудь из них попытается его украсть?
– Тогда их надлежащим образом накажут, – сказал Джулиан, придвигаясь чуть ближе к огню.
– А каково надлежащее наказание за кражу кота? – спросила Эмма с набитым бутербродом ртом.
– В случае Чёрча – обязанность оставить его себе, – заявил Джулиан.
Эмма скорчила рожицу.
– Будь на этом бутерброде корки, я бы их в тебя кинула.
– Почему бы тебе не кинуть в меня бутерброд?
Эмма явно пришла в ужас.
– И отказаться от вкусного сыра? Никогда в жизни я бы не отказалась от вкусного сыра!
Читать дальше