Филиппа Грегори - Обманка

– Господи, благослови! Благослови тебя Бог! – выпалил молодой человек и нырнул обратно в толпу.

Несколько человек подошли ближе и о чем-то негромко поговорили, а потом перед столиком монаха очутились Фрейзе с Ишрак.

– Отец Пьетро? – уточнил Фрейзе.

– Так меня зовут.

– Рад, что нашел вас. Я приведу к вам моего господина: он разыскивает родителей, которых захватили в рабство.

– Сочувствую ему – и им. Молю Бога, чтобы Он вернул их домой, – мягко отозвался монах.

– Можно привести его к вам сюда завтра? – спросил Фрейзе.

– Да, сын мой. Я всегда здесь. Дело моей жизни – искать заблудших овец, украденных из стада. Как зовут его отца и мать?

– Их фамилия – Веро, и он получил известие об отце. Его отец – Гвиллиам Веро. Говорят, что он был галерным рабом на корабле, принадлежавшем…

Фрейзе с досадой хлопнул себя по широкому лбу.

– Байиду, – подсказала ему Ишрак. – Но нам сказали, что это было несколько лет назад. Мы точно не знаем, где он сейчас.

Отец Пьетро кивнул.

– Мне этот Байид известен. Я сегодня вечером просмотрю те списки, которые хранятся у меня дома, и расспрошу кое-кого из недавно отпущенных рабов, – пообещал он. – Недавно Байид продал мне одного своего раба. Возможно, этот человек знает что-то о Гвиллиаме Веро. Надеюсь, что завтра я смогу дать вам какой-то ответ.

– Байид продал вам какого-то галерного раба? – переспросила Ишрак.

– Он купец, – проговорил отец Пьетро так спокойно, словно ничто на свете уже не может удивить его. – Он торгует рабами так, как английские купцы торгуют тканями. Христианские души для него такой же вид товара, как и все остальные, да простит его Бог. Он продал мне раба за десять дукатов, но потребовал, чтобы ему заплатили английским золотом, так что мы отправили ему восемь английских ноблей. Тогда они стоили меньше, чем сейчас.

– А почему они не берут выкуп дукатами? – удивилась Ишрак. – Ведь это же венецианские деньги!

– Они всегда требуют или золото в слитках, или такие деньги, которым они могут доверять. В этом году они просят английские нобли, потому что в каждой монете всегда сто восемь гран золота. С английскими монетами они всегда знают, что получают. В некоторых странах монеты выпускают из металла с большим количеством примесей. Вы убедитесь, что в здешних пикколи почти совсем нет серебра. Чуть ли не одно только олово. Опасайтесь фальшивых монет. – Тут монах ласково посмотрел на Ишрак. – А ты, дитя? Что ты делаешь так далеко от дома? Ты рабыня или свободная?

– Свободная. – Под вуалью Ишрак покраснела. – Моя мать приехала в эту страну по доброй воле, а я родилась здесь.

– Твой отец христианин?

– Я не знаю своего отца, – глухо призналась она. – Мать ни разу не назвала мне его имени. Но она говорила, что они были женаты. Мой отец был христианином, а моя мать была свободной.

– А какова твоя вера?

– Мать учила меня Корану, а лорд-христианин, который взял нас к себе в дом, читал мне Библию. А сейчас они оба умерли. Я не исполняю обрядов ни одной из религий. Боюсь, что я не имею веры.

Он тихо ахнул, огорчаясь такому отсутствию набожности, и покачал головой.

– Дитя мое, я буду молиться за тебя и надеяться, что ты найдешь дорогу к истинной вере. Ты не придешь ко мне для вразумления?

– Если вы настаиваете, – неохотно согласилась Ишрак. – Но, отче, к сожалению, должна признаться, что учения веры мне плохо даются.

Он улыбнулся ей, словно ее смелость позабавила его.

– Потому что другое учение тебе дается очень хорошо? Что ты читаешь, моя ученая дщерь?

Она кивнула, игнорируя его мягкую иронию.

– Я и правда учусь, отче. Меня интересуют новые знания, – ответила она. – Труды греков, которые начали переводить арабские ученые, чтобы мы все могли черпать из них мудрость.

– Да благословит тебя Бог, дитя мое, – с жаром проговорил он. – Я буду молиться, чтобы Господь коснулся твоего сердца и чтобы ты была готова получать знания через откровения, а не через учение человеков. Но разве тебе не хочется снова вернуться домой?

Она на секунду задумалась.

– Я и не знаю, какое место сейчас могу назвать домом. Тот дом, где я выросла – замок Лукретили, – захвачен вором, братом моей подруги, а я поклялась помочь ей его вернуть. Я была бы рада за него сражаться и увидеть, как он будет ей возвращен. Но даже если мы победим, даже если она вернется домой, чтобы там жить… я не смогу говорить, что это действительно мой дом. – Ишрак устремила на него открытый взгляд черных глаз. – Отче, иногда я начинаю бояться, что мне нигде нет места. У меня нет ни отца, ни матери, ни дома.