Михаил Сельдемешев - Ловцы желаний

В течение следующих нескольких дней Капустин наведывался ко мне, чтобы восстановить кое-какие моменты моего повествования, упущенные им ранее. Также я помог ему состыковать некоторые разрозненные фрагменты его будущего произведения.

Затем я около трех дней о нем ничего не слышал и уже было подумал, что писатель завершил все свои дела и уехал.

Но вот после обеда ко мне постучали. На пороге стояла жена Капустина. Она была очень взволнована.

— Жорж пропал! — едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, произнесла она.

— Когда?

— Его нет вот уже второй день. Он никогда не исчезал без предупреждения…

— Вы обращались в полицию? — спросил я.

— Да, но я не уверена, что они будут что-либо предпринимать по этому поводу, по крайней мере, еще какое-то время.

— Вы заметили что-нибудь странное в его поведении перед исчезновением? — поинтересовался я.

— Да, он был очень возбужден, хотя это бывало с ним, когда приходило вдохновение, — ответила она. — Последние дни он работал над произведением про Зеленые Камни и буквально не отходил от пишущей машинки. Ах, доктор, мне кажется, что с ним случилось какое-нибудь несчастье! — она, не выдержав, заплакала и уткнулась мне в плечо.

— Для начала давайте заедем к вам в гостиницу — быть может, Жорж уже вернулся, — произнес я ободряющим тоном.

В гостиничном номере Жоржа не было. Здесь все вызывало какую-то невероятную тоску: занавески, портьеры, сукно на полу. Их цвет подбирался как будто специально, чтобы жить в таком номере не захотелось. Елизавета бледным призраком молча ходила по комнате, заламывая руки. Ее милое лицо выражало отчаяние.

— Это его рассказ? — я взял со стола кипу листов, отпечатанных на машинке.

— Да, он почти закончил его, — ответила Елизавета.

Я наспех пролистал несколько страниц: да, это была история, которую я им рассказал. Капустин лишь приукрасил некоторые моменты да придумал нехитрые заголовки к отдельным новеллам.

В пишущей машинке оказался еще один почти допечатанный лист. Я извлек его и перечитал…

А вот это было уже что-то новое — к моему прошлому это отношения не имело.

— Вы читали это? — показал я листок Елизавете.

Она отрицательно покачала головой:

— Я не могу это читать. Извините, но ото всех этих историй я чувствую себя не в своей тарелке. Никогда раньше за собой ничего подобного не замечала.

— Кто такой Тройский? — спросил я.

— Раньше это был творческий псевдоним моего мужа, — ответила Елизавета. — А почему вы спросили — он что, снова подписался им?

Я зачитал ей отрывок с листа:

«…Минуя ступеньку за ступенькой, Тройский вскоре оказался на самом верхнем этаже Зеленых Камней. Он подошел к стене, скрывающей страшную тайну, и приложил к ней ухо. За стеной было тихо, но Тройский знал, что Медлес уже ждет его, чтобы извлечь наружу самый тяжелый грех, так опрометчиво забытый писателем. Тройский сжал кирку в обеих руках и нанес по стене первый удар …»

— Я надеюсь, вам понятно, где его следует искать? — я бросил листок на стол, схватил Елизавету за руку, и мы выбежали на улицу.

Через некоторое время мы мчались по направлению к крепости. Извозчику было обещано щедрое вознаграждение, и он не жалел лошадей, но все равно — пока мы добрались до крепости, показалось, что прошла целая вечность…

Нас встретил взволнованный Наумыч.

— Где он? — крикнул я на ходу.

— Там, внутри, — Наумыч махнул в сторону тюрьмы. — Я думал — он меня зашибет: глаза безумные, в руках мотыга…

— Не надо было ему ключи давать, — сказал я.

— А мне что, — оправдывался Наумыч. — Кому охота — пущай. А я в то проклятущее место и за штоф водки не сунусь. У меня же ружье никогда не заряжено, ты же знаешь, Михалыч. А у него — мотыга…

— Ну ладно, дай нам фонари, — распорядился я.

Мы с Елизаветой поднимались по ступеням крепости. Она бежала впереди, а я поотстал — годы давали знать о себе. На последнем этаже тюрьмы в воздухе висела пыль. Елизавета бросилась к пролому в стене. Я хотел остановить ее, но тяжелая одышка помешала мне это сделать. Немного постояв, я тоже направился к разрушенной Капустиным стене. Повсюду валялись обломки кирпичей и штукатурки. Кирка лежала неподалеку.

— Елизавета! Жорж! — я заглянул внутрь пролома. Печально известная камера была закрыта. — Откликнитесь, где вы?

— Заходи, Михалыч, — услышал я очень знакомый голос.

Я прошел внутрь пролома и осветил фонарем дальний угол. Там на полу сидел человек, опершись спиной о стену. Несмотря на полумрак и ухудшившееся в последнее время зрение, я узнал Алфимова. Он выглядел так же, как и много лет назад.