Александр Варго - Татуировка [сборник, litres]

– Ту самую, которая и помогла мне попасть сюда, – ответил Андрей. – Цитата из Киплинга. «Баллада о Востоке и Западе»! – Он скороговоркой повторил нужный отрывок.

– Погоди, – Смолин замахал руками и поднялся со стула. – Давай сначала. Ты нашел эту записку, получил от Лизы измененную версию моего дневника, и все это помогло тебе расшифровать послание…

– Об этом я и говорю! – перебил Андрей. – Как еще я мог сюда попасть, по-вашему?

Смолин пожал плечами.

– Знаешь, – сказал он. – Я почувствовал, что ты идешь сюда. Я чувствовал и твое присутствие в квартире, но я думал, ты догадался из-за портрета.

– Догадался, но не сразу, а если бы не было записки и дневника, то черт его знает, где бы я вообще был сейчас. Хотя теперь понимаю, что, видимо, зря старался: вы и сами знаете немногим больше моего. По крайней мере, я не вижу, чем вы можете мне помочь.

– Могу, – прошептал Смолин и уселся на стул. – Но тебе это не понравится.

– Максим Анатольевич, думаю, это наша последняя встреча. Завтра я возвращаюсь в Петербург. Хотел бы задать вам несколько вопросов, которые все еще волнуют меня.

– Конечно.

– Как вы уже говорили, Андрей впал в то состояние, в котором находится, спустя два дня после приезда. Вы можете вспомнить что-то важное из тех дней, пока он находился в нормальном состоянии. Возможно, он что-то рассказывал, упоминал какие-то имена, события?

(Долгое молчание.)

(Вздох.)

– В основном он рассказывал что-то о работе, говорил, что его уволили. Он решил вернуться, потому что появились проблемы с деньгами и с жильем. Да и вообще много раз повторял, что разочаровался в Питере, понял, что это не его город. Как сейчас помню его слова: «Хоть наш город и дыра, но дышится тут легче». Знаете, я вам честно признаюсь: у меня отношения с Андреем как-то не клеились. Мы вроде и не враждовали, но в то же время он обидчивый очень человек и на каждое мое слово реагировал очень остро… Может, и я перегибал порой. И вот, когда он вернулся, у меня такое чувство странное возникло…

(Тихий всхлип.)

– Как будто что-то должно случиться. Я… я… конечно, не знал, что такое произойдет, но как-то в эти дни хотелось мне быть рядом с ним, прощения попросить за прошлое… Но я так и не решился. Теперь вот прошу, каждый день прошу, да толку-то?

– Я думаю, он слышит вас.

– Просто… Я не был хорошим отцом. Заботился, конечно, пытался всегда помочь, но я был слишком… чужим, что ли, слишком был на себе повернут… Извините, что я вам все это говорю.

– Ничего. Если вы не хотите, чтобы эта запись попала в книгу, я не стану ее включать.

– Нет, делайте, как считаете нужным…

– Так все-таки? Было что-то, о чем вы можете вспомнить?

– Он мне сказал, накануне того дня, как это случилось. Сказал, что любит меня.

(Плач.)

– Больше ничего… Просто сказал, что любит и знает, что я люблю его. А я не ответил, растерялся…

(Долгое молчание.)

(Тихий плач.)

– Я только надеюсь, что это не навсегда. Я готов поменяться с ним местами! Лишь бы он снова стал как раньше. Чтобы он проснулся.

Оба молчали. Смолин смотрел в стену, и на его лице застыло выражение глубокой задумчивости. Кажется, он совсем забыл, что в комнате есть кто-то еще. Андрей же с ужасом представлял, как тяжело было этому человеку находиться здесь в полном одиночестве, в изоляции, да еще и когда в твоей голове постоянно крутятся обрывки образов из обеих реальностей. Как он это пережил? Как продолжает держаться? За что он вообще цепляется?

– Я много думал обо всем этом плане, – прервал молчание Смолин, – о том, как действовал Москарев, как выбирал своих жертв. Ведь вначале я полагал, что его выбор, ну, или выбор Бездны – случаен.

– Это не так? – спросил Андрей.

– Все убитые Москаревым были хорошими людьми. У них не было каких-то темных пятен в прошлом. Кто-то занимался благотворительностью, кто-то заботился о больном родственнике; сын Антона Михайловича изучал какие-то проблемы экологии, серьезно хотел связать с этим жизнь. Все эти люди… ну, они обычные, может, чуть-чуть лучше некоторых, чуть больше других старались, чтобы вокруг стало приятнее жить. Они не заслужили этого.

Андрей сочувственно вздохнул.

– Знаешь, я очень устал, я давно хочу покинуть это место, но лишь одно меня удерживает. Понимание того, что стоит мне уйти отсюда и – Бездна заберет меня. Я давно не думаю о спокойной жизни, как и о жизни вообще, я бы и рад обрести покой, просто умереть, но пока есть Бездна, мне это не светит.