Дарья Бобылёва - Вьюрки [litres]

– Но они же тогда тебя спрятали, – перебил Никита.

– Не они, а Ромочка.

– Да какой… – и тут он наконец вспомнил. – Тот слабоумный, что ли? Который пропал?

– Не пропал, а к ним ушел, в реку, – Катя умолкла, опустила глаза, а потом вдруг взглянула на Никиту в упор, с вызовом. – Я его отдала.

– З-зачем?..

– Он сам хотел. Просил очень. Ему с ними лучше, чем с нами, там он… не слабоумный.

И снова повеяло от Кати чем-то чуждым, трудноуловимым, но явно имевшим отношение к тем самым неведомым тварям, новым «соседям», а не к реальным, нормальным Вьюркам, населенным нормальными людьми. Обозленными, напуганными, непонятливыми, но нормальными. Дальше Никита вникать не стал, ему, наоборот, хотелось побыстрее выкинуть эти мысли из головы, а Катю – вытянуть в человеческую реальность из того враждебного и странного измерения, в котором она, как Никите теперь казалось, с самого начала стояла одной ногой, словно в могиле. Всех хотелось вытянуть, но Катю в первую очередь.

Вообще же Никита уже вторую неделю как бросил пить, совсем. Он чувствовал в себе огромную энергию и готовность, а главное – силу сдвинуть горы, спасти принцессу от дракона, разогнать сгустившийся над Вьюрками морок и даже перевернуть, как положено, землю.

– Надо спросить, зачем они пришли. Чего от нас хотят.

– А если ничего? – Катя широко развела руками, в одной из которых болталось тяжелое грузило-блинчик. – Или они пришли за нашими душами?

– Вот и выясним, – мрачно ответил Никита и ушел устанавливать пугало, разочарованный тем, что даже Катя – и та его не понимает. А ведь он специально приберег для нее остроумное сравнение с ловлей на живца, которое она, как заядлый рыбак, должна была оценить… Всю жизнь он мучился от того, что все люди вокруг как будто настроены на одну волну, а он – на какую-то другую, неправильную, и совпадений почти не бывает, даже с самыми близкими. А с Катей, казалось, совпало на мгновение, он успел почуять что-то знакомое, понятное, неправильное – и вот опять.

Впрочем, больше Катя не возражала, а когда Никита, подумав, предложил установить пугало на своем участке и налаживать контакт в одиночку, раз она так боится, – только хмыкнула:

– Нет уж, давай вместе.

Никита принес фонарики, свечи и, помня о бдениях Витька у приемника и о загадочном звонке, благодаря которому Катя так вовремя сбежала, – все средства связи, какие нашел. Два мобильника, свой нынешний и древнюю «нокию», тяжелую и неубиваемую. Еще планшет зачем-то и маленький радиоприемник. Спросил у Кати, что еще нужно, и получил краткий ответ:

– Топор.

Все-таки Катя ему нравилась.

Пугало поставили перед самым окном, так, чтобы у него не было ни единой возможности ускользнуть из поля зрения, затаиться и затениться, как все особые твари испокон веков делать любят. Разложили на полу атрибуты своего нелепого спиритического сеанса: заряженные до упора мобильники, подсветка на которых горела уютно, как ночник, тихо шипящее радио, топор, полынный веник, березовый веник, несколько кусков сахара – это Катя притащила, а Никита не стал выяснять зачем, – свечи в банках и несколько крепких палок. И сели ждать.

Ждали напряженно и даже торжественно. Скользили по пугалу лучами фонариков, проверяли мобильные – совсем как в далекие привычные времена, когда фантомное жужжание в кармане то и дело заставляло нажать на кнопку, глянуть на дисплей. Радио наполняло серую летнюю ночь своим, тоже как будто бы серым шипением.

Спать не хотелось, у Никиты от волнения пульс гремел во всем теле индейскими барабанами, и в животе бурчало – тоже, видимо, от волнения. В тишине это было слышно довольно отчетливо, Никита стеснялся и неловко прижимал к животу локоть, пытаясь задавить неподобающие звуки. И вдруг услышал, что у сидящей рядом Кати тоже бурчит в животе. Ведь они были так увлечены всей этой подготовкой к контакту с неведомым, что даже не поужинали. Катя, понимающе улыбнувшись, сделала радиошипение погромче. А Никита даже обрадовался, что и у нее нутро протестует – это делало Катю телесной и обычной, возвращало из зыбкого иномирья, с которым она была как-то связана. Никита до конца не понимал, в чем именно заключается эта связь, но чувствовал ее как соринку в глазу. На рассвете, когда в сон все-таки потянуло, и сильно, связь стала представляться ему крученой ниткой раздражающе красного цвета. И он, уплывая в полусон и возвращаясь, все пытался вспомнить, где же лежат ножницы…

С пугалом ничего не произошло. Распятое на палках пальто мирно висело на своем месте, и тихо, даже мелодично постукивали друг о друга на утреннем ветерке консервные банки.