Сергей Городецкий - Страшная усадьба [Избранные рассказы]

Увидев ее, Момзензон улыбнулся трогательной, уже лет десять не сходящей с его лица улыбкой и поманил ее пальцем. Звезда затрепетала сильней лохматыми лучами и пробежала несколько миллионов верст по небесному склону. Момзензон благодарно улыбнулся ей и залепетал:

— Видишь ли, в истории очень много скуки. Непременно все после одного случается, одно за одним, одно за одним — ужасная канитель. Какая-то длинная нитка, и бусы на ней, вот и вся история. Я теперь занят реформами в этой области, и у меня предстоит генеральное сражение между Киром и Наполеоном. Понимаешь ли, я снял их с нитки и посмотрю, что из этого выйдет. У меня даже голова слегка кружится от волнения, а этого никогда не бывало, хотя очень много я знаю с доисторических времен до заисторических. Я очень рад, что ты прилетела, я уверен, что ты сочувствуешь моим планам, ты сама сорвалась с нитки, ты — прелюбопытная звезда и, строго говоря, должна подвергнуться объективному исследованию. Насчет небесных ниток я не знаток, но у меня есть коллега, он слегка впал в детство, но помнит еще преотлично, как что движется. Где он теперь? Надо заглянуть в астрономический календарь.

Сражение отлагается.

Момзензон засуетился, раскрывая шкафы и перебирая календари за пятидесятые, шестидесятые и семидесятые года. Найдя то, что было ему нужно:

— Эдуард фон Эксперименталь, лаборант обсерватории, — он спешно укутал шею в белый шарф, надел перчатки на меху, высокие калоши, шапку, шубу, взял палку и поехал по давнему адресу.

Эдуард фон Эксперименталь все еще был погружен в размышления, когда перед его дверью, на лестнице, встретились Мотыга и Момзензон.

— Не знаете ли, что написано на этой двери? Я полгорода объехал, — спросил Момзензон.

— Именно то, что надо, Э. фон Эксперименталь, мне именно это и надо. А вам? — ответил Мотыга.

— И мне именно это. Вы по поводу звезды, вероятно?

— Звезды! Звезды! Откуда вы знаете, чудесный старикашка, дайте я вас поцелую!

— Я думаю позвонить предварительно.

— Позвонить, непременно позвонить.

И они вошли, когда открыл им Бонифациус.

— Проси, — сказал Э. фон Эксперименталь, когда ему доложил о гостях Бонифациус.

И они вошли дальше с одним и тем же словом на устах.

— Вас привела сюда звезда, — сказал Э. фон Эксперименталь. — Я сам размышлял о ней. Но куда же дальше она поведет всех нас? Она, несомненно, приближается.

— Несомненно, приближается! — воскликнул Момзензон. — Уже Кир готов был выйти из палатки, когда я увидел ее и поманил. Вот так. Сражение было отложено.

— Не будем вдаваться в историю! — вскричал Мотыга.

— Новый пигмент, вот что в ней драгоценного.

— Действительно, она движется по вашему мановению, — ответил Э. ф. Эксперименталь Момзензону, смотря в трубу. — Надо одеваться! Направление ее к восточным кварталам города.

— Мы на извозчиках, конечно? — спросил Момзензон.

— На моторе! На таксомоторе, хотя я еще не ездил на них, — сказал Мотыга.

— Бонифациус! Таксомотор, — приказал Э. фон Эксперименталь.

Молча прождав, пока прибыл таксомотор, все трое оделись и вышли.

— Куда? — спросил шофер.

Все трое подняли головы и руки, показывая на звезду:

— За ней.

Я не могу смотреть наверх, я правлю, — ответил шофер, — вы сами указывайте путь.

— Я буду наблюдать ее движение и называть его, — сказал Э. фон Эксперименталь. — Труба со мной.

— Я буду переводить ваши слова на язык городских улиц и переулков, — продолжал Мотыга.

— Я буду проверять оба движения! — воскликнул Момзензон. — Это не труднее движения армий.

Исполняя каждый свое назначение, они поехали.

Уже остались сзади проспекты, площади и бульвары, а мотор все мчался за звездой, по указаниям наблюдающих. Уж перестали выситься каменные дома, и деревенские лачуги пригибались к земле. Уж редели и лачуги, а мотор все мчался.

— Склонение тридцать градусов! Скорость убывает! Скорость нуль! — кричал Э. фон Эксперименталь, стоя на моторе. Шапка давно слетела, и волосы развевались.

— Тише ход! Ход назад! Стоп! — кричал Мотыга, вглядываясь в тьму, рассекаемую фонарями мотора.

— Победа на обеих сторонах! — кричал Момзензон.

Остановились перед какой-то темной стройкой без крыши и, задыхаясь от волнения, вошли в какое-то отверстие, откуда плыл слабый свет. Дивная звезда казалась остановившейся именно здесь, и свет ее померкнул перед этим слабым светом.

На полу, на соломе, разметав черные волосы, лежала молодая красавица в бреду и полусне. Щеки ее горели, руки двигались, а уста смеялись.