Эдвард Бенсон - Рассказы [компиляция]

Однажды, теплым октябрьским вечером, Моррис и его приятель Джек Мэдден обедали в доме хирурга, выходившем окнами на Риджентс-парк. Окна гостиной на первом этаже были открыты, и после обеда они устроились на широком диване у окна и закурили. На следующий день Мэдден уезжал в Египет, где занимался археологическими раскопками. Он давно пытался убедить Морриса провести месяц в Египте, тем более что сам намеревался всю зиму изучать недавно открытый некрополь на противоположном от Луксора берегу Нила, близ Мединет-Абу [45] …Мединет-Абу — Погребальный храм Рамсеса III на западном берегу Нила в Луксоре. . Но все было напрасно.

— Когда мое зрение ослабеет, а руки начнут дрожать, — сказал Моррис, — придет время думать об отдыхе. К чему мне отдых? Я буду постоянно мечтать о возвращении к работе. Что поделать, я чистейший эгоист: работать мне нравится больше, чем бездельничать.

— Так побудь хоть раз альтруистом, — парировал Мэдден. — Кроме того, отдых полезен для работы. Человеку вредно все время работать и никогда не отдыхать. Наберешься сил, это тоже что-нибудь да значит.

— Значит это ничтожно мало, когда человек твой полон сил, как я. Мне думается, что одно из условий успеха — непрерывная концентрация. Да, устаешь, ну и что с того? Если я чувствую себя усталым, то не берусь за опасные операции, а это самое главное. К тому же и времени осталось немного… Лет через двадцать лет начнется закат. Вот тогда я позволю себе отдых, а отдохнув, сложу руки на груди и засну на веки вечные. Слава Богу, я не боюсь, что за гробом есть какая-то жизнь. Искра жизни в нас сходит на нет и гаснет, как свеча на ветру. Что касается моего тела, то какое мне дело до того, что с ним случится, когда оно отслужит свой срок? От меня ничего не останется, кроме скромного вклада в хирургию, если мне повезет его сделать, да и тот в течение нескольких лет устареет. Не считая этого, я исчезну — целиком и полностью.

Мэдден нацедил в свой стакан содовой.

— Ну, если ты вполне уверен, что. — начал он.

— Не я — наука, — сказал Моррис. — Тело переходит в другие формы: им питаются черви, оно удобряет землю, и на земле вырастает трава, а после какое-нибудь животное съедает траву. Но разговоры о том, что после смерти сохраняется индивидуальный дух человека, беспочвенны — пусть мне сперва покажут хоть малейшее научное доказательст-тво. Далее, если дух сохраняется, то сохраняется и все злое, порочное в нем. Почему смерть тела должна избавлять дух от этих качеств? Кошмарно даже думать о таком — но, как ни странно, потерявшие рассудок люди наподобие спиритуалистов стремятся утешить нас, утверждая, что этот кошмар является правдой. Еще безумней твои древние египтяне, которые видели в своих покинутых телах нечто священное. Ты говорил, кажется, что они писали на своих гробах проклятия в адрес тех, кто потревожит их кости?

— Постоянно, — ответил Мэдден. — Собственно говоря, так было принято. Эти страшные проклятия писались иероглифами на футлярах для мумий или высекались на саркофагах.

— Что не помешает тебе зимой вскрыть все гробницы, которые ты обнаружишь, и вытащить из них все самое интересное или ценное.

Мэдден рассмеялся.

— Конечно, нет, — сказал он. — Я изымаю из гробниц произведения искусства и разворачиваю мумии в поисках скарабеев и украшений. Но у меня есть нерушимое правило: я всегда хороню тела. Не скажу, что верю в силу проклятий — однако выставлять мумии в музеях кажется мне непристойным.

— Представим, что ты найдешь мумифицированное тело с любопытными пороками развития. Разве ты не отправишь его в какой-нибудь анатомический институт? — спросил Моррис.

— Такого еще не бывало, — сказал Мэдден. — Но я убежден, что делать этого не следует.

— В таком случае, ты — суеверный варвар и антинаучный вандал, — заметил Моррис. — Эй, что это?

Он высунулся из окна. В свете, падавшем из комнаты на газон, ярко вырисовывался квадрат травы, и по нему медленно ползло, подергиваясь, небольшое животное. Хью Моррис выпрыгнул из окна и вскоре вернулся, бережно неся на ладонях маленькую серую обезьянку, как видно, сильно покалеченную. Ее застывшие и вытянутые задние ноги казались частично парализованными.

Моррис осторожно ощупал тельце обезьянки опытными пальцами хирурга.

— Интересно, что случилось с бедняжкой, — сказал он. — Паралич нижних конечностей: судя по всему, поврежден позвоночник.

Он продолжил осмотр. Обезьянка неподвижно лежала, глядя на него огромными страдающими глазами.