Вадим Дмитриев - Чёрные лебеди

Сквозь предрассветную дымку и морозный пар, поднимающийся в сереющее небо над полукруглыми солдатскими шлемами, шесть колон через шесть городских ворот Омана уходили вглубь страны. Ровными бесконечными шеренгами, каждая под реющими королевскими треугольными знаменами с большим оранжевым солнцем на синем фоне. Мимо тлеющих руин, сквозь разоренный город. Под ставший привычным устрашающий звон колоколов. Казалось, не осталось под небом ничего, что могло остановить их зловещее шествие.

Они уходили, чтобы снова сойтись под столичными стенами Гесса и сказать, что теперь Герания принадлежит им. И горе несогласным, если таковые найдутся.

Её все называли Грязь, хотя настоящее её имя было Като, что на гелейском наречии означает «чистая». Давно привыкнув к прозвищу, она не видела в нем ничего обидного. Лишь чересчур насмешливым, презрительно сощурив глаз, угрожающе шептала сквозь зубы самую длинную фразу, когда-либо произносимую ею:

— Золото, упавшее в грязь, все одно остается золотом, а пыль, даже если поднимется до небес, не перестанет быть пылью.

При этом Като Грязь как бы невзначай вынимала из ножен ровно на треть свой короткий клинок, демонстрируя перед незадачливым зубоскалом прекрасную мастерской ковки сталь. Много животов вспорола эта вещица и за меньшие провинности.

Лежа на талом снегу за валуном, Грязь наблюдала за тем, как отакийцы разбивают лагерь, как распрягают лошадей, разжигают костер, устилают лапником под повозками землю, готовясь к ночлегу.

Она сосчитала всех. Южан было столько же, сколько пальцев на обеих руках, и это больше, чем когда-либо она убивала за один раз. Когда-то ей удалось за раз отправить на тот свет людей в количестве, равном пальцам одной руки, подстрелив большую часть из лука, и вспоров животы остальным. Но этих было больше, и оставалось лишь одно — дождаться, когда солдаты заснут.

Считать ее научил отец. Тыкая одной рукой в деревья, он загибал замызганные пальцы на другой, приговаривая: «Вот… вот… вот…». Последним загнув мизинец, сменив руки, продолжал, тыкая в деревья кулаком: «Вот… вот… вот…». Когда пальцы заканчивались, отец с радостной улыбкой тряс перед лицом дочки тяжелыми кулаками и всегда произносил одно и то же: «Вот сколько!»

Так же считала теперь и Като Грязь.

Окоченевшей пятерней она сгребла талый серый снег, и принялась есть его, утоляя жажду. Откинув спутанные, черные как смоль волосы, мокрой ладонью отерла бледное лицо. Земля мерзко скрипела на редких зубах, но жар отступил. Закрыв рот кулаком, придушила скребущий горло болезненный кашель.

Ее знобило с самого утра. Вот что значит просидеть день в мерзлой болотной жиже в ожидании, пока мимо пройдет колонна южан. Повозки тянулись весь день. Узкая дорога, разбитая множеством колес и превратившаяся в вязкую непролазную колею, зигзагом огибала гиблое место, теряясь за лесом. К закату, когда хвост обоза из двух последних телег набитых мешками с овсом, скрылся за поворотом, Грязь выбралась из вонючей трясины.

Её прозвали так потому, что Като никогда не пренебрегала любой маскировкой. Топь осеннего бездорожья, едкая горячая степная пыль летом, снег вперемешку с мерзлой землей, весенняя распутица — все это было ее стихией. К тому же, из вылазки она всегда возвращалась с нужной информацией. Потому-то в разведку чаще всего посылали именно ее.

— Сколько походных шатров? — спрашивал ее Поло по возвращении, и Грязь, выставив вперед правую руку, показывала три пальца.

— А лошадей?

Теперь в ход шли обе руки. Сжав кулаки, девушка дважды демонстративно растопыривала все имеющиеся у нее пальцы, добавляя:

— Вот сколько!

— Понятно, — довольно улыбаясь, кивал Поло, — можешь идти.

Когда считать не хотелось, Грязь приводила «языка». Но это случалось крайне редко, поскольку считать она любила.

Вот и сегодня, разведчица сосчитала всех. И хотя обоз был длинный, Грязь запомнила все, что нужно — сколько кулаков лошадей, сколько телег, сколько пальцев-солдат на каждой подводе.

Выбравшись из болота, собралась уходить, но тут появились новые телеги. Их было большой, указательный и средний пальцы. И на каждой по столько же солдат. Впереди ехал всадник, по всей видимости, командир отряда.

Она могла спокойно уйти, дождавшись, когда отставшие доберутся до леса. Но они остановились на ночлег, и Грязь решила, что это знак. Давно она не пускала кому-либо кровь. Загнув все пальцы в оба кулака, Грязь сжала их так, что посинели острые худые костяшки, и тихо прорычала: «Вот сколько».