Вадим Дмитриев - Чёрные лебеди

Из посёлка они ушли ранним утром и спустя два дня оказались у заснеженного плоскогорья. Грязь так и не поняла, почему поворачивай она всякий раз восточнее, солнце упорно оказывалось ровно за спиной.

— Мы куда? — на второй день, наконец, спросила она.

— Ты впереди, ты ведёшь, — ответил Меченый.

— Посмотри, как движется, — разведчица указала на солнце, поднимающееся над горизонтом. — Почему мы всё время сворачиваем на север?

— Ноги сами знают куда идти, — ответил Меченый. Ни один мускул не дрогнул на его обезображенном лице.

Прищурившись, Грязь различила на белоснежном полотне чёрную точку. Та приближалась так быстро, что сомнения рассеялись сразу — навстречу неслась запряжённая лошадьми санная повозка. Но как она оказалась в этой безлюдной глуши? Спустя время стала хорошо различима четвёрка сильных коней и меховой тулуп кучер на козлах. Слышалось залихватское гиканье и хлёсткие щелчки кнута. Повозка остановилась в десяти шагах от путников. Чёрный натужно заржал и встал на дыбы.

— Вот мы и у цели, — произнёс Меченый, усмиряя коня дружеским похлопыванием.

Белогривые кони, запряжённые в сверкающий лаком и бронзой крытый рыдван, фыркали и нетерпеливо рыли копытами снег. Закрученные дугой полозья блестели шлифованным металлом. Кучер соскочил с козел, скинул медвежий тулуп, бросил его на снег и только тогда распахнул дверцу. Худенькая нога в белоснежном чулке и в блестящем с оранжевой бабочкой башмаке спустилась на ступеньку, и в услужливо протянутую громадную ладонь легла иссохшая увитая перстнями ручонка, обрамлённая накрахмаленной лилейной манжетой. На расстеленный тулуп спустился тщедушный старичок с изжёванным морщинами продолговатым лицом, маленькими юркими глазёнками и огромной головой под высокой широкополой шляпой. Старичок неожиданно чихнул, и торчащие из шляпы длинные засаленные перья колыхнулись, словно от ветра.

— Говорил тебе, Хоргулий, погода не для прогулок, — тонким голоском проскрипел старичок, неодобрительно поглядывая на кучера.

— И тем ни менее, их стоило встретить, — ответил кучер.

— Да уж… — крякнул старичок и снова чихнул: — Ты как всегда прав.

Осмотревшись, покачал головой, глянул на утонувшие в глубоком снегу кучерские сапоги, посмотрел на свои лакированные башмаки и огорчённо скрипнул:

— Может, вы подойдёте ко мне?

Меченый пятками тронул Чёрного и в два шага оказался напротив старичка. Протянул руку в приветствии:

— Рад познакомиться, ваше верховенство.

От услышанного далее Грязь пошатнулась. Белый снег поплыл в глазах. Голова закружилась. Раскинув в стороны руки, попыталась ухватиться за что-то основательное. Не удалось.

— Да уж, — прогнусавил старичок, — не к каждому гостю Верховный Инквизитор выезжает на встречу. Но как иначе если гость — сам Первый Жнец.

Расположившись на ковре рядом с камином, Грязь скрестила ноги и опасливо огляделась по сторонам. Полусферический потолок заканчивался длинными настенными полками, сплошь заставленными книгами, рукописями, необычными большими и малыми приспособлениями, бронзовыми сундучками и пожелтевшими от времени рулонами свитков. Посредине сферической залы возвышалась конструкция из закреплённых друг с другом медными накладками деревянных промасленных балок. Внутри удивительный механизм — стальные зубчатые колёса, туго натянутые ремни, рукояти рычагов, сверкающие полировкой направляющие рельсы. Венчала конструкцию огромная конусная труба, обращенная тонким концом в затёртый табурет, толстым устремленная в потолок, к его прозрачному оконному своду.

— Не бойся, девочка, здесь ты в безопасности, — по-отечески прокряхтел старик, поправляя белые шёлковые чулки.

Умостившись в старое продавленное кресло-качалку, он снял с уставших ног лаковые башмаки и поставил их на каминную решётку. У камина с розжигом возился кучер.

Хозяин сощурился, оценил степень удивления гостьи, и издал скрежет немазаного колеса:

— Есть вопросы?

— Как так? — чуть слышно произнесла северянка, — Инквизитором пугают малолетних детей. У него три головы, тело ящера, а изрыгающим огнём он сжигает города.

— Глупые людишки, — старичок поднялся, по-утиному покачиваясь, проковылял к столу и налил в резной стеклянный бокал тёмно-багровое вино. Без высоких башмаков он оказался совсем крошечным и теперь в широких, застиранных рейтузах походил на простоватого недоросля-гелейца, сына низкорослых шахтёров-проходчиков. Кружевная сорочка ещё более подчёркивала абсурдность фигуры.