Дженнифер Макмахон - Огненная дева

– Да, – говорит Эррол.

– Ты крушил все вокруг. Я пыталась остановить тебя, но ты отшвырнул меня. Потом отослал прочь.

Эррол одобрительно кивает, показывая, что до сих пор Некко все вспоминает правильно.

– Я сказал, чтобы ты вернулась в дом, но ты не успела.

– Что?

– Он перехватил тебя и потащил к реке. Ты помнишь?

– Нет, – с досадой отвечает Некко. – Кто меня схватил? Что произошло? Я не помню ничего после того, как была в мастерской возле тебя, когда ты держал кувалду.

– Попробуй, – настаивает Эррол. – Ты вышла из мастерской и побежала к дому. Мама была снаружи и звала тебя по имени.

Некко закрывает глаза и возвращается к тому моменту, когда она выбежала из сарая, напуганная Эрролом и уверенная в том, что он солгал ей. Папа никогда не попросил бы его сотворить такое. Мама стоит на крыльце, она кричит и зовет ее по имени; ее голос еле слышен за грохотом ливня и раскатами грома. Но теперь Некко ясно слышит, как мама кричит: «Эва!» – и это звучит так, словно она зовет ее в прошлое, на четыре года назад. Некко ощущает капли дождя, бьющие по желтому дождевику. Чувствует, как резиновые сапоги скользят в мокрой траве.

Некко пересекает двор, бежит к матери. Мама панически кричит: «Берегись! Убегай отсюда!» Внезапно волна ударяет Некко со спины, и сначала ей кажется, что это Эррол со своей кувалдой; мощный толчок в спину сбивает с ног, вышибает дыхание из груди. Волна подхватывает Некко на руки и уносит в глубокую, пронизывающую до костей, холодную воду. Волна обладает глубоким голосом, который говорит ужасные вещи, называет ее маленькой сучкой. Говорит ей, что пора умереть и что ее папочка будет жалеть об этом.

– Он пытался похоронить меня заживо, – сказал мужчина. – Но меня нельзя убить. Видишь, что бывает, когда ты лезешь не в свое дело, Майлз? Видишь, что ты получил?

Мама находится где-то позади, теперь уже далеко, она кричит и визжит.

Потом Некко оказывается под водой и бьется, как рыба об лед, а волны уносят ее. У воды есть руки и пальцы, толкающие ее вниз. Рука обвивает ее и тянется к ее горлу. Но потом Некко понимает, что это не вода, а человеческая рука с густыми черными волосами.

Там, на запястье, видна грубая татуировка: пара игральных костей с двумя точками, которые смотрят на нее, как змеиные глаза.

Некко сопротивляется. Она борется за дыхание, но вода затекает ей в рот и в нос, и Некко задыхается, не может ухватить глоток воздуха. На секунду она всплывает на поверхность, разевает рот, потом ее снова утягивает вниз.

«Умри!» – кричит хриплый голос ей в ухо.

Потом остается только вода, холодная и черная. Некко чувствует, как вода наполняет рот и проникает в легкие. Она пахнет гнилью и погибелью, рыбой и грязью. Железом и ржавчиной, как пахнет мостовая после летнего дождя. Резиновым дождевиком. Лягушачьей кожей. Концом всех благоволений.

Некко уходит вниз.

Вниз.

Вниз.

Вниз.

Руки, удерживавшие ее, ослабляют хватку, и Некко всплывает на поверхность. В уши врывается крик: двое мужчин дерутся друг с другом.

– Эва! – кричит отец.

– Ты сделал с ней это, – говорит другой мужчина. – Ты сделал это в тот миг, когда зажег спичку. Так не должно было случиться.

Отец тянется к Некко, но другой мужчина наносит ему сильный удар и отправляет под воду. Отец тоже в воде, он тонет.

Но теперь Некко освободилась; ее несет вниз по течению, как речной мусор, ударяющийся о камни и бревна. Она словно лодка, которая черпает воду и тонет, ее крутит, как белье в маминой стиральной машине.

– Эва! – кричит отец, когда всплывает на поверхность, но другой мужчина сжимает руки на его горле, душит и толкает обратно под воду. Они бьются и борются, пока оба не уходят вниз. Река несет Некко так быстро, что вскоре они исчезают из виду. Она поворачивается на бок, потом на спину, не в силах увидеть, куда направляется, не в состоянии выпрямиться посреди бурунов. Потом она ударяется затылком о большой камень и слышит хруст, отдающийся во всем теле. Она думает о Шалтае-Болтае, о его большой яйцеобразной голове. Некко думает, что голова – это хрупкая вещь.

Сверху протягивается рука и вытаскивает ее наружу.

Некко поворачивается. Пенистая черная вода куда-то пропадает, и Некко больше не в реке, а в их старом доме четыре года спустя, и Эррол прикасается к ее руке, сжимает запястье.

– Ты помнишь, как выбралась из воды? – спрашивает Эррол и крепче сжимает ее руку, как будто надеется выжать оттуда правду. В другой руке он по-прежнему держит пистолет.