Анна Алмазная - Право на жизнь [СИ]

— Вы еще можете вернуться, Эрик… Завтра, — не оборачиваясь, сказал он. — Облегчить смерть несчастному отцу… хотя нет, наверное, он сможет сам. Пережить единственного сына, это так больно. И вы — причина той боли.

— Вы не смеете!

— Что же вы заладили-то. Не смеете, да не смеете. Смею. — Священник поднялся. — Вы — не смеете. И исчез. Эрик хотел так же исчезнуть, в любое место, подальше отсюда, но впервые за долгие годы дар изменил ему. Да и от себя не убежишь… Долгожданный отдых прояснил разум, а боль… боль того человека на кладбище приобрела другой оттенок. Это Эрик виноват. Это Эрик поил его молодого, оттого глуповатого мальчишку стрихнином. Эрик… Эрик, который все это делал для собственного сына, для сына облегчал другим уход в тот мир, вдруг понял, что сам убил чьего-то сына. И чью-то дочь. И чью-то жену, сестру. А вместе с ними… и Хельгу. Убил Хельгу. Оттолкнул тогда, убежал, вместо того, чтобы остаться с ней и… поддержать, не дать уйти. «Каждый имеет право на смерть». Эрик упал на колени, нащупал за поясом рукоятку пистолета. Со дня смерти жены он так с ним и не расстался. Вместе с пистолетом из-за пояса выпали и янтарные четки. «Вас не поймают?» Уже поймали. Пусть и иначе, чем они оба думали. Эрик взвел курок и щелчок эхом отозвался в пустом костеле. От аромата лилий дико кружилась голова, а в солнечном свете насмешливо плясали пылинки. «Б… боль… но. Спа… спаси….» Если только одно спасение — смерть. И пора уж, пора решиться. Дуло холодило висок. Только чуть шевельнуть пальцем и…

— Нет! Пистолет полетел под скамью, и Эрик вдруг оказался на полу, лежавшим на животе с выкрученными руками, не в силах даже дышать, не то что пошевелиться.

— Я имею право умереть!

— Ты так ничего и не понял.

— Не понял? Я… я убил мальчишку. Я ошибся!

— Ты опять ничего не понял.

— Ты… ты… пусти!

— Нет.

— Пусти говорю!

— Не за этим тебя привел. Эрик перестал вырываться, уже ничего не понимая.

— А зачем? — прохрипел он.

— Смотри! — священник грубо схватил Эрика за волосы, заставляя выгнуться и поднять голову. — Открой глаза и смотри. Смотри! Эрик посмотрел и уже не смог оторвать взгляда от увиденного. Он и не заметил, как его отпустили, как он ошеломленно поднялся на ноги, как шагнул вперед еще, и еще, глядя на золотистые с искорками глаза на иконе.

— Это оригинал, — голос священника пробивался как сквозь вату. — Его часто перерисовывают, но… говорят, что человек, это нарисовавший, действительно Его видел.

— Но… как?

— Вот так, князь, я тоже думал, что каждый убийца должен умереть. Я вас искал, ангел смерти. Встреть я вас годом раньше, князь, и вы были бы мертвы. Но икона изменила и меня, да настолько, что я все же стал иезуитом. А ты? Ты кем теперь станешь? Выбирай!

Эрик сглотнул, разогнав в душе золотистую муть. И, рухнув на колени, впервые за свою недолгую жизнь начал молиться по-настоящему, неистово, взахлеб, а затем и заплакал, горько, как ребенок, выплакивая накопившуюся обиду. Ведь глядя в глаза Спасителю он почувствовал все ту же горькую печаль, что мучила его эти годы, разбавленную полузабытым вкусом… сострадания. И мир, долгое время остававшийся серым, вдруг вспыхнул красками, а Эрик наконец-то понял:

— Каждый имеет право… жить. А дарить смерть может только Он.

— Вот ты и повзрослел, ангел смерти, — сказал священник, протягивая Эрику янтарные четки. — Наконец-то.

Теплый осенний вечер бередил душу звуками засыпающего города: тихим повизгиванием колодезной цепи, лаем собак, отголосками разговоров. Звуки становились все реже и тише, журчание воды, казалось, все усиливалось, опускался над рекой туман, а Элли все так же стояла на мосту и смотрела в текущую воду. Ей только туда. Куда еще с ублюдком в брюхе без работы, без крова, без родных. Хозяйка, как узнала, что служанка от сына забеременела, так «девку» за дверь и выставила. Да приказала из города убираться.

— Не решаешься? — чужой голос заставил ее вздрогнуть. Элли обернулась и, увидев темноволосого священника, оторвалась от перил.

Она теперь мечтала только об одном — уйти прочь, остаться одной, дождаться, пока мост опустеет и попробовать снова.

— Не надо, девочка, — сказал он, протягивая руку. — Я покажу тебе выход. Элли поверила сразу и безоговорочно. Как привязанная шла она следом за незнакомцем, хотя тот, казалось, об Элли и забыл, даже не обернулся ни разу. И лишь когда они дошли до высокого забора, отворил сверкнувшим в лунном свете ключом калитку и отошел в сторону, пропуская: