Фредерик Браун - Мозговик. Жилец [Романы ужасов]

Трелковскому было стыдно; настолько, что, казалось, он с головы до пят покрылся пунцовой краской стыда. Стыдно за все — и за себя самого, и за свое поведение. Каким же отвратительным человеком он оказался. Невообразимый шум, который подняли его гости, перебудил весь дом! Неужели он на самом деле столь наплевательски относится к правам других людей? Имел ли он вообще право жить в нормальном, цивилизованном обществе? Ему захотелось сесть и расплакаться. Что же он мог сказать в свое оправдание? И как в этой связи можно теперь защититься перед лицом неопровержимых свидетельств всего этого шума и гама? Мог ли он теперь сказать: «Да, я виноват, но у меня имеются некоторые смягчающие обстоятельства»?

Трелковский чувствовал, что не в силах даже попытаться навести в квартире прежний порядок. Он слишком отчетливо представлял себе, как сейчас прислушиваются соседи, ожидая малейшего предлога, чтобы снова забарабанить ему в пол или в дверь. Прямо там, где стоял, он разулся и осторожно пересек комнату, чтобы выключить свет. После этого на ощупь он пошел сквозь темноту — вытянув руки и растопырив пальцы, чтобы, не дай Бог, не наделать нового шума, столкнувшись с каким-то предметом мебели, — добрел до кровати и, не раздеваясь, рухнул на нее.

Ясное дело, завтра ему предстоит разговор с соседями. Но хватит ли у него смелости для подобного противостояния? При одной лишь мысли об этом он почувствовал, как последние силы покидают его. Что он скажет им, если домовладелец потребует оправданий?

Он страшно разозлился на себя. Какая глупость была организовать подобную вечеринку, тем более в подобном доме! Не было лучшего способа лишиться столь долгожданного жилья. Ну надо же — угрохать уйму денег и так легкомысленно подорвать доверие к себе. Он противопоставил себе буквально всех обитателей дома. Ничего себе, хорошенькое начало!

С этой зудящей мыслью он наконец провалился в сон.

Страх перед возможностью встречи с кем-то из раздраженных соседей заставил его все воскресное утро не переступать порога собственной квартиры. При этом следовало признать, что он отнюдь не испытывал переизбытка энергии во всем теле. Ему казалось, что на голове у него болит каждый волосок и что стоит ему поглядеть по сторонам, как глаза тут же вывалятся из глазниц.

Вся квартира являла собой зрелище полнейшего разгрома, словно специально вознамерилась цинично показать ему оборотную сторону всех вещей. Буквально в каждом углу валялись какие-то осколки и обломки, похожие на мусор, выброшенный на морской берег и оставшийся там после отлива: пустые бутылки; пепел, плавающий в лужах кофейной жижи на донышке чашек; куски разбитой тарелки; ошметки пищи, вдавленные в пол безжалостными и беззаботными каблуками; стаканы, запачканные красным вином и окурками сигарет.

Трелковский сделал все, от него зависящее, чтобы навести хоть какой-то порядок, но под конец обнаружил, что мусорное ведро переполнено до предела. Мысль о необходимости вынести его во двор до ночи ужаснула его, а потому вплоть до наступления темноты ему предстояло терпеть этот затхлый, тошнотворный запах, безжалостно при каждом вздохе напоминавший, что он натворил.

Под конец он пришел к выводу, что не в силах терпеть подобной вони, и даже схватка с соседями казалась ему более приемлемой. Спускаясь по лестнице, он предпринял мужественную попытку что-то насвистывать себе под нос — разумеется, никто из них не осмелился бы выговаривать ему, увидев его в столь веселом и уверенном состоянии. На его беду на площадку второго этажа он спустился в тот самый момент, когда месье Зай открывал дверь, чтобы выйти наружу. Пути назад для Трелковского были отрезаны.

— Добрый день, месье Зай, — поспешно проговорил он. — Прекрасный день сегодня, вы не находите? — После чего понизил голос до доверительного шепота и добавил: — Мне ужасно неудобно за вчерашний вечер, месье Зай, но я даю вам слово, что ничего подобного больше не повторится.

Домовладелец холодно глянул на него.

— Хотелось бы на это надеяться. Вы разбудили не только меня, но и мою жену, и мы после этого до самого рассвета не могли сомкнуть глаз. Да и соседи тоже жаловались. Что все это значит?

— Мы просто праздновали… — Трелковский заколебался, — …да, веселились по поводу того, что мне ужасно повезло найти такую великолепную квартиру. Просто несколько моих друзей и я сам — мы подумали, что можем организовать, э… нечто вроде обмытая, но, разумеется, чтобы никому не помешать. Но вы ведь знаете, как в подобных случаях бывает, — питаешь самые добрые намерения и в мыслях не имеешь причинить кому-то беспокойство, болтаешь, веселишься… и все вдруг начинают говорить разом, а потом и сам не замечаешь, как стараешься перекричать остальных… Нет, правда, мне чертовски неловко, и я уверяю вас, что больше ничего подобного не повторится.