Фредерик Браун - Мозговик. Жилец [Романы ужасов]

Он выключил зажигание, вылез из машины и пошел назад, надеясь, что собака уже мертва. Вряд ли она могла выжить после того, как по ней проехали оба левых колеса — переднее и заднее. Так или иначе, ей суждено было умереть, поэтому профессору не хотелось стать свидетелем мучений несчастного животного. Собака лежала примерно в двадцати шагах позади его машины. Ни звука, ни движения. Не дойдя нескольких метров, он увидел, что псина еще жива — бок подрагивал в конвульсиях.

Стаунтон выругался и вернулся к машине. Он не захватил с собой ружья; придется обойтись монтировкой. Взяв ее, он поспешил к собаке, но та была уже мертва: остекленевшие открытые глаза смотрели в никуда. Кровь вытекала изо рта, дыхание прекратилось.

— Прости, старина, — тихо произнес Стаунтон. — Наверное, надо найти твоего хозяина и сообщить ему.

Он наклонился, чтобы поднять пса за ноги, но затем, передумав, выпрямился. Собаку следует похоронить, так или иначе, а после того, как над ней поработают муравьи и мухи, эта процедура станет куда менее приятной. Нельзя оставлять ее здесь, поскольку дела в Бартлесвилле потребуют несколько часов. Лопаты в фургоне не было, но зато был брезент, слишком старый, чтобы беречь его. Он вытащил брезент, расстелил на дороге, затем положил на него труп собаки и, завернув в несколько слоев, убрал в фургон.

В городке Стаунтон сделал необходимые покупки, в каждом магазине сообщая о собаке — хаунд, кобель, коричневый с белыми пятнами — и на третьей попытке ему повезло: ему сказали, что, по всей видимости, это пес Гуса Хоффмана, и что сам Хоффман сейчас находится в городе на происходящей в местном морге процедуре дознания по поводу самоубийства его сына.

Профессор никогда не бывал на дознании, а поскольку отличался большим любопытством, то направился в морг и пришел к самому началу процедуры. Все места были заняты, но у двери стояло несколько человек. Стаунтон присоединился к ним и стал слушать.

В это время свои показания давала Шарлотта Гарнер. Стаунтон слушал со все возраставшим изумлением. Прежде всего он был поражен спокойствием и бесстрашием девушки, которая с подкупающей откровенностью рассказала всю правду о своих отношениях с тем юношей, Томми Хоффманом, так же, как и все обстоятельства исчезновения Томми, когда она заметила рядом с собой только его одежду. Когда она рассказала о своем ожидании, попытках найти Томми и о своем возвращении домой, коронер намеревался отпустить Шарлотту, но тут она заявила, что хочет добавить еще одну вещь и рассказала про эпизод с полевой мышкой. Она считала, что мышка могла укусить Томми, когда пыталась забраться по его ноге, а он сбросил ее рукой. Мышка могла заразить Томми какой-нибудь формой гидрофобии…

Коронер дал девушке высказаться до конца, затем долго разговаривал с судьей, разъясняя симптомы гидрофобии и указывая на ее сравнительно большой инкубационный период — согласно этим данным, укус мыши не мог столь быстро и трагично подействовать на Томми. Кроме того, заметил он, даже если мышь была заразной, что, кстати, могло бы объяснить ее странное поведение, это не меняло дело, поскольку никаких укусов на руках и теле Томми обнаружено не было. Имеются царапины на ногах, но они были, по всей вероятности, получены в тот момент, когда Томми босиком бежал по лесу: ни одна из этих маленьких царапин не походила на укус.

Затем свои показания дали Гус Хоффман и Джед Гарнер. Их истории были идентичными, поскольку они все время находились вместе.

Стаунтон внимательно выслушал их показания, особенно когда был упомянут пес Бак — тот, что прошлой ночью шел по следу Томми, а сегодня привел их к пещере в лесу. Последним был опрошен шериф, рассказавший о том, как после сообщения о случившемся он был в лесу и выносил с остальными тело Томми.

Судья вышел в соседнюю комнату, но вернулся почти сразу же с готовым вердиктом — самоубийство на почве временного помешательства. Присутствующие стали расходиться.

Стаунтон направился к мужчине, которого называли Гусом Хоффманом, но тот вышел в соседнюю комнату морга, по всей вероятности, чтобы договориться насчет похорон. Туда же вышли и Гарнер с дочерью.

Тогда профессор остановил шерифа, высокого крупного мужчину, представился ему и рассказал о происшествии с собакой.

— Может быть, и к лучшему, шериф, — сказал он, — что я разговариваю по этому поводу с вами, а не с самим мистером Хоффманом, на которого вчера обрушилось это ужасное несчастье. Может быть, не стоит сразу же сообщать ему, что собака тоже погибла. Пусть думает, что пес сбежал или потерялся, и постепенно свыкнется с мыслью, что тот не вернется. Как вы думаете?