— Чего это ты там уселся? — спросил Скоуп. — Или твое традиционное место тебе уже не по нраву?
Он всегда садился на банкетку спиной к стене.
— О, — пролепетал Трелковский, — ну да, конечно.
Он встал, отодвинул стул и немного приблизился к ним. А ведь и правда, он совершенно забыл про эту маленькую деталь.
— Я слышал, ты расхворался, — произнес Скоуп. — Столкнулся как-то с Хорном, он мне и сказал, что тебя целую неделю на работе не было.
Трелковский разглядывал меню, а потому лишь машинально кивнул и сказал, что так оно и было. Меню было написано фиолетовыми чернилами и изобиловало грамматическими ошибками в названиях практически всех представленных блюд, что всегда служило готовой темой для бесчисленных застольных бесед. Ассортимент закусок не изменился с того самого времени, когда он в последний раз бывал здесь. Традиционный салат из овощей и картошки, домашний паштет, чесночные сосиски и сырые овощи — редиска, морковь и тому подобное.
Внезапно он почувствовал глубочайшее отвращение ко всему этому. Тот, старый Трелковский, обязательно заказал бы себе филе сельди с картофельным салатом, однако он знал, что сейчас не только не сможет съесть такое количество еды, но и вообще едва ли прикоснется к пище. Впрочем один раз можно пойти на хитрость — чтобы они ни о чем не догадались, он позволит себе немного отойти от намеченного плана.
Между тем Скоуп и Саймон исподтишка наблюдали за ним; казалось, им было чертовски интересно узнать, что именно он закажет. К их столику подошла официантка — рослая, розовощекая девушка-бретонка.
— Как же нам вас не хватало, месье Трелковский, — шутливо проговорила она. — Вам что, разонравилась наша еда?
Он заставил себя улыбнуться и вежливо проговорил:
— Да вот, хотел некоторое время вообще прожить без пищи, но в конце концов отказался от этой затеи. Как-то не получается.
Она привычно рассмеялась, после чего сразу же напустила на себя профессиональный вид.
— Итак, месье Трелковский, что бы вы хотели заказать?
Скоуп и Саймон буквально упивались звуками его голоса. Он судорожно сглотнул и быстро, без паузы, проговорил:
— Овощное ассорти, стэйк с вареной картошкой и йогурт.
Он не решался поднять на них взгляд, хотя чувствовал, что оба заулыбались.
— Стэйк, как всегда, с кровью? — спросила девушка.
— Да…
Вообще-то ему хотелось бы поподжаристей, но он почему-то не решился сказать об этом.
Первым молчание нарушил Скоуп.
— Так что с тобой все же приключилось? — требовательным голосом спросил он. — Ты какой-то не такой.
Саймон прыснул со смеху — он всегда смеялся, когда собирался отпустить какую-нибудь шутку. Они со Скоупом только что обсуждали проблему обмена валюты, и вот сейчас его приятель заговорил о том, что в Трелковском произошла какая-то перемена. Ему пришлось несколько раз, чтобы они поняли, повторить возникший в мозгу каламбур: обмен валюты — подмена Трелковского…
Трелковский сделал над собой усилие, чтобы рассмеяться. Не получилось. Казалось, все его внимание было сосредоточено на кусочке пробки или еще чего-то, что упало ему в стакан. Он закурил и заранее задуманным жестом сделал так, что пепел чуть задел край стекла — официантка принесла ему новый стакан.
За едой он силился отыскать какую-нибудь фразу, с которой можно было бы обратиться к приятелям. Что-нибудь приятное, на основании чего они поняли бы, что он по-прежнему считает их своими друзьями. Но в голову как назло ничего не приходило. Молчание становилось невыносимым. Надо было что-то сделать, чтобы нарушить его.
— Наверное, здесь в мое отсутствие бывали хорошенькие женщины? — неожиданно пришло ему на ум.
Скоуп подмигнул ему.
— Есть одна штучка, и в самом деле очень даже ничего. Как говорится, не от мира сего. Ушла незадолго до твоего прихода.
Он повернулся к Саймону.
— А кстати, как там дела у Джорджа?
— С ним все в порядке, выкарабкается, — ответил Саймон, — хотя работать ему, конечно, придется уже немного по-другому. Ты же знаешь…
После этого и вплоть до самого окончания обеда Скоуп с Саймоном обсуждали дела этого самого Джорджа и его совершенно недоступные для разумения действия. Оба подолгу смеялись, а время от времени переходили чуть ли не на шепот, словно не желая, чтобы Трелковский услышал, о чем они говорят. Если бы не это проявление открытого недоверия к нему, Трелковский мог бы подумать, что они совершенно забыли про него.
Из ресторана он уходил с чувством глубокого облегчения. Перед тем как расстаться, приятели спросили, не собирается ли он заглянуть сюда и на следующий день. Очевидная неловкость обоих вызвала у него чувство жалости к ним.
Читать дальше