Оксана Алексеева - Ветка [СИ]

Он подошел к девочке и уселся рядом на больничную лавку, усмехнувшись от того, насколько серьезным может быть заплаканное детское личико и насколько плотно сжатыми — пухлые губы.

— Доброе утро. Как вас зовут?

Девочка осмотрела белый халат и ответила, стараясь произносить слова отчетливо, чтобы выглядеть взрослее.

— Здравствуйте. Юлия.

— А я Константин Георгиевич. Вы уже завтракали, Юлия?

— Да! — она немного оживилась. — Тетя Таня меня водила в буфет, и мы пили чай с булками.

— А где же вы ночевали, позвольте поинтересоваться?

— В продурной… проце… в комнате, где уколы ставят. Тетя Таня мне дала подушку!

Тетя Таня — это новенькая медсестра. Только что после медколледжа, еще не успела очерстветь. Но если она посчитала, что ребенок может жить в процедурной и питаться в больничной столовой, то кроме цинизма, ей бы еще и мозгов.

— Юлия, я сейчас поговорю с вашей мамой, а потом позволю и вам к ней зайти. Но вы должны понимать — шуметь в палате недопустимо.

— Можно увидеть мамочку? Правда? — казалось, она вот-вот снова разревется. — Спасибо! — и тут же, опомнившись, снизила громкость. — Я не буду шуметь, обещаю вам.

— Очень на это надеюсь. А пока подождите тут.

Она радостно закивала, вскочила, но тут же взяла себя в руки и уселась обратно, чтобы Константин Георгиевич не заподозрил, что она еще совсем ребенок и не умеет контролировать эмоции.

В палате находился профессор Ранцев. Он со своим экспериментальным препаратом уже вывернул заведующему отделения ДНК наизнанку. Как услышал про этот случай, так сразу и насел — якобы Данченко все равно уже терять нечего, мы можем даже не документировать прием препарата и прочий бред, но Константин Георгиевич в решении был уверен: лекарство, не прошедшее клинических исследований, в его отделении использоваться не будет. Ранцев тут уже больше месяца обитает, собирает данные для своей научной работы, и ему всячески содействуют. Если когда-нибудь, лет через триста, он изобретет лекарство, способное излечивать от этого страшного недуга, то моральные издержки медперсонала, связанные с необходимостью терпеть его общество, можно в расчет не брать. Но на данный момент он раздражал невероятно.

— Ко… Константин Георгиевич, — тут же раздался слабый голос больной, после чего очередной кашель. Данченко уже была в курсе всей ситуации, но переносила все так стойко, насколько это вообще возможно. — Евгений Вла… Владимирович сказал, что у него есть непроверенный препарат. И я бы хотела…

— Нет, — Константин Георгиевич перебил и посмотрел гневно на профессора Ранцева. Знает ведь, гад ползучий, его мнение на этот счет! Врач тщательно ознакомился с исследованиями, и стало понятно, что скорее припарки из подорожника или экстрасенсы способны помочь, чем лекарство на той стадии разработки, в которой оно сейчас. — Вы не понимаете. Препарат еще не прошел клинических…

— Но мне нечего терять! — слабо, но настойчиво продолжила женщина.

— Вы теряете время. Например, ваша дочь…

Она сжала губы и все-таки сдержала слезы.

— Мне не с кем ее оставить. Нет… родственников.

— Для этого есть специальные органы. Вы должны понимать, что ребенку не место в больничном коридоре. За ней присмотрели медсестры, но… вы и сами все понимаете.

Она снова раскашлялась, прижимая платок ко рту.

— Пожалуйста, один день. Пусть она побудет со мной до завтра. Завтра я позвоню в опеку…

Константин Георгиевич посчитал, что иногда цинизм может и подождать, поэтому ответил:

— Хорошо, но только до завтра. Распоряжусь, чтобы в палату принесли кушетку.

— Спасибо, — на нее было тяжело смотреть и еще тяжелее слушать ее слабую и медленную речь. — И еще я договорилась с медсестрой, она съездит с Юлей домой — привезет нужные вещи, деньги и одежду. Я ведь даже телефон не захватила, надо предупредить на работе…

— Хорошо. Если вы говорите о Татьяне, то вполне можете ей доверять.

— Да, она чудесная… Но то лекарство…

— Милая моя, вы питаете себя ложными надеждами. К сожалению, чудес на свете не бывает, — ответил Константин Георгиевич и вышел, чтобы позвать в палату Юлю и поговорить с персоналом.

Сделав полный обход по отделению, решил еще раз зайти к Данченко. И поразился тому, насколько иначе она выглядела. За каких-то неполных два часа порозовела и почти бодрым голосом разговаривала с дочерью, которая улеглась прямо рядом с ней, одетая уже в другую одежду. Похоже, что их квартира недалеко, раз они с Татьяной успели смотаться туда и все привезти. Больная даже не кашляла, а ее голос звучал значительно громче. Вот что делает материнская любовь. Если и есть на свете чудеса, то это именно они. Но тогда Константин Георгиевич еще и не подозревал, с каким невероятным явлением столкнулся.