Эдвард Ли: Ночь живых овощей

- Этот телефон работает в закрытом одноканальном режиме, мистер президент, - голос Клэга был такой же жёсткий, как его осанка. - Пятнадцать шифровальных устройств кодируют сигнал в Центральный серверный Белого дома. Шифр меняется три раза в день. Каждый новый звонок идёт на смещённой частоте которая в случайном порядке генерирует пять АТС в нашем бункере связи, другими словами, это самая безопасная линия на планете, мистер президент.

“Умный, да? Ты тоже едешь на Аляску, педрила, ты и тот качок докторишка.”

- Кетчам, говоришь?

- Так точно, мистер президент.

Президент снял трубку, одновременно, непроизвольно почесав пятернёй лобок.

- Что там у вас? - вопросил он у телефона. - Я занят, у меня плановый мед. осмотр в “Центре Уолтера Рида.”

- Плановый мед. осмотр? - отозвался на другом конце линии Кетчам - начальник Штаба “Даллас.” - Забавно, а мне доложили, что у вас мандавошки.

- Да ёб же вашу мать!

Но начальник Штаба и не думал подтрунивать.

- Забудьте о своих мандавошках, мистер президент, у нас серьёзная проблема. Пиитонг, Северная Корея. Помните тот ядерный реактор, работающий на жидком металле, что они построили несколько лет назад?

Ну как он мог такое забыть?

- Да, я помню. Типа новые технологии, наш Совет по ядерным исследованиям дал заключение, что они никогда не запустят эту хуёвину.

Начальник Штаба Кетчам сделал паузу, потом откашлялся, прочищая горло.

- Ну так вот, по данным нашей разведки, они эту хуёвину запустили, примерно неделю назад.

- Блять, сука, охуеть, - проревел президент Соединённых Штатов Америки. - Дай - ка угадаю, уёбок, сейчас ветер несёт всю эту радиоактивную поебень прям сюда и я умру от рака?

- Эээ, ну, пока ничего такого нет, мистер президент.

Ещё одна пауза ещё одно откашливание.

- Держите пальцы крестиком и может быть пронесёт. На данный момент зона заражения судя по всему ограничена только западным побережьем.

“Зона заражения??”

Президент застыл, выпучив глаза. “Заражения? Чем?”

*** *** ***

“Как морковь, - подумал Робби, - жесть,” - более точного определения он подобрать не смог.

- Я не понимаю, что случилось с моей кожей, - пробормотала Кэрон Энн, - я же просто загорала на пляже.

Робби нахмурившись впился взглядом в баранку.

Просто загорала, да?

От загара кожа не становится ярко - оранжевой. Что если она больна какой - нибудь жуткой хуйнёй и проходит курс химиотерапии? В конце концов, что он о ней знает? Они знакомы меньше недели.

Он свернул на бульвар Мартина Лютера Кинга.

“Её кожа цвета моркови!” - продолжал он визжать про себя.

Неудивительно, что она согласилась пойти с ним сегодня вечером в тот кинотеатр под открытым небом, где можно посмотреть фильм, не выходя из автомобиля. Кэрон Энн ненавидела такие кинотеатры.

- Отвратительное место, - как - то сказала она когда он предложил ей туда прошвырнуться, - для быдла.

Ну, а сейчас она вдруг взяла да и согласилась и ведь ёксель - моксель, понятное дело почему. В “Пилигриме” никто не смог бы разглядеть её стрёмную оранжевую кожу.

Это было их третье по счёту свидание и парни из “Taco Bell”, закусочной где они недавно познакомились, уверили Робби, что три - это счастливое число и сегодня ему точно повезёт. Пока же всё у них ограничивалось невинными шалостями: немного рукодрочки с её стороны, немного старых добрых писькачмоков от него в ответ. Но, боже, как же она была красива. Стопроцентная калифорнийская блондинка, ну, в данный момент стопроцентное ярко - оранжевое нечто. Робби время от времени искал взглядом какую - нибудь выбоину в асфальте дороги в попытке заехать в неё колесом и украдкой понаблюдать как подпрыгнут и затрясутся эти большие сочные дойки четвёртого размера. Правая рука Робби хорошо прокачалась за время пока он думал о них и сегодня вечером, если повезёт, “я увижу эти сиськи во всей красе.” Надежда Робби росла вместе с выпуклостью у него в штанах, но потом выпуклость немного сдулась.

“Боже, прошу, пусть они не будут такими же оранжевыми как её кожа!” - взмолился он про себя.

Робби интуитивно чувствовал, что она думает примерно о том же. Кэрон Энн была та ещё болтушка. Трещала о всякой херне не переставая, но сегодня она была необычно молчалива. Лишь изредка, жалуясь на свою внезапно окрасившуюся в апельсиновый цвет кожу.

- Ну, я правда не понимаю, - снова проныла она, разглядывая своё предплечье. - Три дня назад оно было коричневое, а сейчас оранжевое.

В небе над ними закровоточил закат.