Кэт Ховард - Розы и тлен [litres]

Лицо ее было совершенно несчастным. Но сожалела она не о потере Елены, а о том, что больше не может рассчитывать на поддержку фейри.

От осознания этого меня чуть не вывернуло наизнанку.

– Не у всех сказок счастливый конец, Дженет. Вспомните, что происходит с героями после того, как они преодолевают все препятствия. Они «живут долго и счастливо». Они живут! Елене не суждено было дожить до счастливого конца. Ее больше нет с нами, как и ее вещей. А теперь уходите, прошу вас. Не то я позову людей из охраны кампуса и они вышвырнут вас из моего дома.

– Они должны были позволить мне остаться у них. Если они не могли вернуть мне Томаса, тогда обязаны были позволить мне жить среди них вечно. Ведь заключая сделку, они обещают выполнить все ваши заветные мечты, но меня обманули, и я не получила того, что хотела.

Пусть ваша сестра помнит об этом.

После этого инцидента мы заперли дверь в комнату Елены. Она сама всегда так делала, и мы к этому привыкли. Открытая дверь зияла, словно рана в стене, и эта пустота казалась странной и неуместной. Но сейчас дверь была чуть-чуть приоткрыта, и через эту щель в коридор пробивалась полоска света.

Я распахнула дверь. На голом матрасе сидела Ариэль, прижавшись спиной к стене.

– Мне никогда не приходилось читать ее стихов. И эта мысль не давала мне покоя. Ведь ради своей поэзии она жила здесь, это было для нее так важно, а я даже не удосужилась их прочесть.

– А я оставила себе ее ноутбук и пару тетрадок, – сказала я. – Взяла на память, когда мы упаковывали ее вещи. Но так и не смогла заставить себя его открыть, потому что уверена, она рассвирепела бы не на шутку, если бы узнала, что я читаю ее черновики. – Я представила лицо Елены, как она кривит губы, и невольно улыбнулась, несмотря на то, что глаза щипало.

– Меня все это просто бесит, – сказала Ариэль. – Я имею в виду не Елену, а ее окружение. Особенно Дженет. Еще никто в жизни не вызывал у меня такого дикого желания дать ему в морду, как эта особа.

Ну, и все прочие. Все, кто говорил ей, что сама она ничто, а важно лишь ее искусство, но таланта у нее не хватает.

Она закрыла глаза, закинула назад голову, прижав ее к стене.

– Говоря это, я чувствую себя жуткой лицемеркой, ведь мы с ней не были друзьями, и я не читала ее стихов.

– Давай хоть сейчас почитаем, – предложила я. – У тебя наверняка есть зажигалка?

– Конечно, ведь у меня время от времени возникает желание испортить голос куревом. Но зачем?

– Давай встретимся внизу. Пойдем к Мосту исполнения желаний.

В «Мелете» существовала традиция: написать на листке бумаги свое самое заветное желание, то, в котором вы даже самому себе не признаетесь, даже когда написали его, а потом поджечь бумагу и бросить ее с моста. Если листок полностью сгорит до того, как вода погасит пламя и волны унесут его, ваше желание непременно сбудется.

Ритуалы, связанные с исполнением желаний, направлены лишь на то, чтобы сказать себе: да, на сей раз я сделал все возможное, чтобы моя мечта сбылась. В тот день все так и было.

У нас все получилось, как мы задумали.

Мы с Ариэль стояли, держась за поручни моста, и я открыла тетрадку Елены.

– Вот, нашла. Ровно одна страничка.

Я вырвала страничку из тетрадки, и передала ее Ариэль. Она прочитала стихотворение вслух своим прекрасным звучным голосом, обращая слова, написанные Еленой, к деревьям, к реке Морнинг, несущей свои воды под мостом. Они звенели в прозрачном воздухе. Страничка дрожала в ее руке, но голос ни разу не дрогнул.

День был ясным. Солнце ярко светило, отражаясь от воды тысячами сверкающих бликов. Сердце весны билось, заставляя зеленые побеги подниматься из земли, наполняя воздух благоуханием цветов. Природа поражала красотой, но нас это не радовало, потому что это мы произносили слова стихов, а не тот человек, который их написал.

Я слушала стихотворение Елены, и мое сердце вновь наполнилось скорбью по ней. По потерянному ею времени и силам. Потому что, в определенной степени, она была права. Стихотворение далеко не было шедевром. Оно было написано по всем законам стихосложения, совершенно с технической точки зрения. Но оно не рождало восторга в душе.

Пока не рождало.

Но это вполне могло свершиться. Потому что слова лились так, словно были написаны поэтом, воспринимающим язык, как музыку. Там слышался голос, который стремился выразить больше, чем мог на тот момент, и это бы непременно ей удалось, если бы хоть кто-то произнес слова поддержки, заставил ее поверить в себя и свой талант.