Питер Джеймс - Роковой выбор [litres с оптимизированной обложкой]

– А что говорит его вдова? – спросил Ванроу.

Сьюзен плохо себя чувствовала, поэтому не стала рассказывать историю про бутерброды с арахисовым маслом. Может, Харви сошел с ума? Попытался убить сына, а затем в припадке раскаяния совершил самоубийство?

Концы явно не сходились, но Сьюзен все же не могла отделаться от мысли, что его смерть и подброшенные бутерброды связаны между собой. Для нее это было еще одним пугающим совпадением.

Она попрощалась с Ванроу до следующей недели и вышла.

Стояла почти середина марта, а на то, что уже весна, не было и намека. Утро было пронизывающе-холодным, и, выйдя на улицу, Сьюзен запахнула полы своего длинного темно-синего пальто и подпоясалась.

– Как ты там, Малыш? – сказала она. – Тебе тепло?

Малыш не отозвался. «Наверное, спит», – подумала Сьюзен. Она опять не стала просить Ванроу сообщить ей пол ребенка, но по какой-то причине ей казалось, что Малыш окажется мальчиком.

Приближался полдень. Машина Сьюзен была припаркована на подземной стоянке, и она за нее не беспокоилась. Несмотря на усталость, она решила прогуляться до Оксфорд-стрит и зайти в «Маркс и Спенсер».

К тому времени как она добралась до магазина – он оказался дальше, чем она думала, а улица была забита народом, – она совершенно выдохлась. Она купила в продуктовом отделе стакан свежего апельсинового сока и присела на скамейку возле отдела мужской одежды, затем содрала пластиковую обертку со стакана, сняла крышку и стала пить. Ее злило то, что Ванроу был не согласен с ее решением рожать без кесарева сечения. «Это мой ребенок, – упрямо думала она. – Это мое решение».

Малыш ударил ее. Это был не обычный его пенальти за сборную Англии – это был настойчивый, нервный удар, как будто он старался привлечь ее внимание. Беспокойство Малыша передалось и ей самой.

– Люблю тебя, Малыш, – прошептала она. На глаза навернулись слезы. – Господи, как же я смогу кому-то тебя отдать?

Отдохнув несколько минут, она встала со скамьи и направилась к отделу товаров для детей. Она медленно прошла по рядам детской одежды, обмениваясь улыбками ( «Я тоже!») с другими находящимися там беременными женщинами. Она смотрела на то, как они выбирали одежду и потом шли к кассе, чтобы оплатить ее, и ей становилось еще грустнее. Как бы она хотела иметь возможность сделать то же!

Она в который раз посчитала оставшиеся дни. Сегодня 12 марта. Малыш должен родиться 26 апреля. Почти ровно полтора месяца. А потом?

У нее был телефонный номер и адрес лондонского адвоката, дамы, специализирующейся на законодательстве о суррогатном материнстве, – их прислали из интернет-справочной, куда Сьюзен посылала запрос, – но, невзирая на все ее сомнения относительно мистера Сароцини, она все никак не могла набраться духу позвонить ей.

Она просто не могла позвонить. Они заключили с мистером Сароцини сделку, и она должна выполнить ее условия. Она должна каким-то образом избавиться от этих безумных мыслей о том, чтобы оставить ребенка себе. Через полтора месяца все закончится. Полтора месяца. И все закончится. Всего полтора месяца.

По ее лицу текли слезы. Она остановилась возле секции ярких детских комбинезонов с подходящими по цвету носочками и стала перебирать их. Затем перешла к вешалке с хлопчатобумажными костюмами. Ее внимание привлек маленький матросский костюм. Она сняла его с вешалки, повесила обратно, снова сняла и, не в силах справиться с собой, направилась к кассе.

«Просто подарок, – убеждала она себя. – Небольшой прощальный подарок Малышу».

– Ну рассказывай, как она.

– Не очень хорошо. Я бы даже сказал – очень плохо.

Мистер Сароцини сидел за столом в своем кабинете в Женеве и поглаживал пальцем прижатую к уху телефонную трубку.

– Как ты оцениваешь ее шансы на выживание?

– Эмиль, ее состояние ухудшается. Я не могу гарантировать, что она выживет. Я очень обеспокоен. В обычных обстоятельствах, если бы она была нормальной пациенткой, я положил бы ее к себе в стационар немедленно, не затягивая на лишние сутки, – настолько все серьезно.

– Я понимаю. Сегодня пятнадцатое марта. Остался месяц и двенадцать дней.

– Может быть, чуть больше или чуть меньше.

– И что нас ждет? – Мистер Сароцини снова погладил пальцем трубку. Его кожаный ежедневник раскрытым лежал перед ним на столе.

– Киста настолько большая, что ей почти не остается места для сворачивания, поэтому скоро она вообще прекратит двигаться. Если это произойдет, когда она будет находиться в свернутом положении, прекратится снабжение ее кровью, и через несколько дней она омертвеет. Если мы в этот промежуток времени ничего не предпримем, и ребенок, и Сьюзен Картер погибнут.