Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

Койанисс сморгнул и снова уставился на коллекцию разномастных склянок, выстроившихся на полке перед зеркалом как войско на параде. Как будто не они этим утром звонко бились о стенки чугунной ванны. Маг с опаской шагнул внутрь, стараясь не смотреть в зеркало, и протянул руку. Нащупал один из флаконов, зажмурился, прислушиваясь к себе. У флакона была сложная форма и крышка в виде стеклянного букета, гладкая поверхность с крохотным сколом, разливающийся вокруг него легчайший запах жимолости, а его стенки холодили ладонь.

Койанисс просто не мог всего этого выдумать. И он не мог выдумать пыли, которую растер в пальцах, поставив флакон обратно на полку. Вся стража красоты Элейны, которую та так старалась удержать, оказалась присыпана пылью, как саваном накрыта.

Маг, отирая руки о плед, быстро спустился вниз. Загнанно огляделся. Календарь на стене, двадцать девятое число на нем.

Койанисс едва не взвыл и снова сорвал проклятую книжицу со стены. Снова швырнул в камин. Попытался зажечь отсыревшие дрова, бился не меньше пяти минут, понял, что бесполезно, но не понял, почему дрова в доме оказались в таком состоянии. Вернее, появилась у него одна догадка, от которой тряслись руки, а на висках выступала испарина, несмотря на холод.

Маг выскочил на крыльцо, добежал до сарая, куда с неделю назад сложил собственноручно порубленные дрова. Отличную, пахучую березу, уютно потрескивающую в вечерние часы.

Пустая дровница, с парой некрупных поленьев на дне. Все.

Койанисс, шатаясь, вышел. Добрел до калитки, толкнул ее, сделал несколько шагов по поляне, вслушиваясь в ночь.

Лошадиный труп, поднявший к ночному небу оскаленную морду, висел на дереве так же, как неделю назад. Это не изменилось, как не изменилась дата календаря.

Ветер. Темнота. Скрипы и шорохи. Шелест травы. Уханье сов.

Койанисс смотрел в черную стену леса и не видел ее.

С ума сходил не он. И даже не Элейна, не Маргери. Днем или ночью, но в этом доме с ума сходило само время. И еще оно лгало, как заваливающий тест вероятностник.

Маг медленно, будто оглушенный своим открытием, вернулся. Календарь на стене. Холодный камин, в котором не лежит ничего лишнего. Запах пепла. Полная и абсолютная невозможность происходящего.

Правда могла быть или внутри дома, или за его порогом, или под солнцем, или под луной. А еще правды могло не быть вовсе.

Оставалось проверить одну очень простую гипотезу. Если Элейна ночами уходила за зеркало в ванной, куда ночами уходила Маргери? В ее спаленке раньше не висело зеркал. Койанисс, чувствуя, что его потряхивает, вошел в комнату дочери. Наткнулся взглядом на тот же альбом, все так же валявшийся на полу. Аккуратно переступил через карандаши, чернеющие в неподвижном белом свете луны. Вспомнил, что в прошлый раз — неделю назад — луна была в той же фазе. И что когда-то уже об этом вспоминал.

Не требовалось выдающегося ума, чтобы понять, где в этой комнатке могло быть спрятано зеркало. Маг подошел к шкафу. Зачем-то прислушался, готовый услышать тихий скрежет с той стороны створок, но ничего не скрежетало, не шуршало, не шептало, не плакало и не дышало с той стороны. Койанисс резко дернул ручку на себя.

Ничего ужасного. Какие-то башмачки, вперемешку валяющиеся снизу, кофточки и платьица на вешалках, коробки в глубине. Маг вытянул руки и пошарил по задней стенке за одеждой. Ничего, только слегка шероховатая поверхность дерева.

Сбоку что-то блеснуло. Койанисс резко обернулся.

Овальное зеркало не больше метра высотой висело на внутренней стороне створки. Из зеркала на него неподвижными ярко-голубыми, не человеческими, но и не звериными глазами смотрела Аннабель. Кукла, отчего-то одетая в красное пальтишко Маргери, то самое, в котором дочь сегодня вышла на прогулку, протянула руки вперед, к самой границе стекла.

Маг отшатнулся.

Аннабель шагнула к раме, не отводя от Койанисса взгляда. А потом вдруг вспыхнула ярко, как фейерверк, отбросив во все стороны теплые оранжевые блики. По ту сторону зеркала трещало пламя. Золотые локоны обугливались и распадались, трескался и чернел фарфор, красное пальто превращалось в обгоревшие тряпки, и только голубые глаза смотрели на мага с того, что уже и лицом было трудно назвать, все так же неподвижно.

Койанисс схватился за створку — она показалась ему горячей, просто раскаленной — и изо всех сил толкнул ее от себя, закрывая шкаф. Веселые оранжевые блики и треск огня исчезли резко, словно их ножом обрезало.