Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

Маг неприязненно усмехнулся в ответ. Он тоже уже знал о сюрпризе, хотя и не знал, как именно его преподнесут. Но и сам заготовил ответный подарок.

Подоплека вскрылась быстро. Едва председательствующий закончил говорить и в центр зала вышел Хакан, тяжелые двери распахнулись. В молитвенной тишине, через холодные лучи, падающие из окон и делящие пол на четкие квадраты, ровным шагом прошли двенадцать человек в одинаковых белых одеждах. Четверо последних несли какой-то тяжелый предмет, скрытый белой же тканью.

Первыми шли девочка лет четырнадцати и женщина за тридцать. Глаза девочки скрывала повязка, а на запястьях женщины тускло переливались тяжелые костяные браслеты, размером с добрые наручники. Наклз не без раздражения подумал, что антураж соблюли идеально. Говорящая с Вьюгой, Слушающая Вьюгу и десяток свиты из богоравных тварей полета пониже. И — это следовало признать — на фоне притихших либералов, побледневших борзописцев и продажных законников эти негодяи выглядели хорошо. Во всяком случае, они были негодяями до конца и безо всяких скидок на текущую политическую ситуацию.

— Мы протестуем против суда по серебру, — четким, хорошо поставленным голосом сообщила старшая. Ее слова прокатились по залу и замерли где-то под сводами. Наклзу отчего-то сделалось холодно. — Эта женщина подсудна стали, — продолжила она. — Я, Дагмара Рагнвейд, предъявляю свои права.

На красивом породистом лице Хакана, уже собиравшегося начать обвинительную речь, отразилась мужественная готовность покориться судьбе. Скорее всего, он долго репетировал ее перед зеркалом, поскольку гримаска вышла вполне реалистичная.

Наклз мельком взглянул на своих соседей. Милинда Маэрлинг несколько побледнела, но не стала комкать в пальцах шелковый платочек, как полагалось делать светским дамам в расстроенных чувствах. Лица Эвальда Маэрлинга за прической жены он не видел. А вот Эдельвейс Винтергольд подался вперед и сверлил спины жриц холодным взглядом. Наклз почему-то подумал, что ничуть не удивился бы, если бы в холеных руках «золотого мальчика» тридцати с небольшим лет оказался пистолет.

Это была странная мысль, словно и не его вовсе.

Маг смотрел на кольца Винтергольда — одно из них сверкало ярко-синим камнем — и чувствовал, что куда-то проваливается, словно видел сон во сне. Шум окружающего мира — а председательствующий что-то быстро говорил — вдруг стал тускнеть и удаляться, а Наклз все не мог отвести глаза от бездонной синей глубины.

«Солнце взойдет на две минуты позже».

«Ледяная вода — судьба твоя».

«Если сломать решетку за обоями, она сможет выйти наружу».

«Аксиомы доказывают от противного».

Наклз вздрогнул, оглушенный выстрелом из пистолета Винтергольда. Звук разнес в клочки весь мир, а когда мир снова собрался — с залом суда, с судьей и прокурором, со жрецами в белых одеждах и бледной Дэмонрой, с солнцем, падающим из окон, с одиноко жужжащей под потолком мухой, с пугающим ощущением нереальности происходящего — маг понял, что нет ни пистолета, ни выстрела, а он, наверное, сейчас смотрит в пустоту безумным взглядом, и быстро закрыл глаза.

Наклз ничего не хотел знать про опоздавший рассвет, из-за которого кто-то утонет, и про комнату с тусклыми обоями, замытыми у самого плинтуса. И меньше всего на свете ему хотелось знать, что это за такая аксиома, которая требует доказательств.

Маг приложил все усилия, чтобы после этого беззвучного взрыва вернуться в реальный мир. Он еще несколько секунд следил за губами председательствующего, прежде чем начал не читать, а слышать его слова.

Конечно, для суда это была большая неожиданность. Однако никто не смеет отказать Архипелагу в его законных правах. Стоит лишь выяснить, являются ли его претензии законными. А обвинение в лице Хакана Вайартера, не имеет возражений против предъявления новых улик.

Наклз смотрел на бескровное, совершенно чужое лицо Дэмонры, и соображал, что за женщина металась за клеткой обоев, с розовыми разводами понизу. И почему они его так напугали, эти старые, местами потертые обои с невнятным цветочным рисунком.

Всегда можно было предположить, что так будут выглядеть стены богадельни, куда его в конце концов упекут, но в богадельнях стены обычно красили. Такие обои могли бы украшать третьесортную гостиницу или второсортный бордель. Ни в том, ни в другом не нашлось бы ничего пугающего, во всяком случае для человека, который видел медблоки тренировочных лагерей. Но Наклза почти трясло. Он изо всех сил пытался вернуться в реальность, однако это казалось также трудно, как выплыть из глубокой мутной воды, не умея плавать.