Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

Нарушаемая только утренней овсянкой идиллия закончилась тем, что Рейнгольд едва не упал с лестницы, ведущей на террасу. Дэмонра сама не поняла, как успела подхватить его под руку — не иначе, по счастливой случайности. Зиглинд не был бы Зиглиндом, не свали он эту «досадную оплошность» на яркое солнце и закружившуюся голову. А Дэмонра не была бы Дэмонрой, если бы, услышав это, хорошенько его не оборала с привлечением почти всех известных ей словесных обертонов.

«Проклятье», — сквозь зубы сказал Рейнгольд, когда нордэна исчерпала запасы своего казарменного красноречия.

Дэмонра оторопела. Она смотрела, как Зиглинд медленно спускается вниз, держась за перила, и лихорадочно соображала. За последние недели он успел изрядно похудеть — прежде Рейнгольд, как и все Зигмаринены, отличался вполне крепким телосложением — а цвет лица, не смотря на палящее южное солнце, делался все менее здоровым. Версия об аллергии казалась Дэмонре все более сомнительной.

Сказанные в сердцах слова о проклятии объясняли все, в то же время ничего не объясняя. Не то чтобы эта мысль не приходила ей в голову — пришла чуть ли не в самый первый день, она даже Зильберга спрашивала о такой возможности, но, когда она услышала это слово из уст Рейнгольда, все окончательно встало на свои места. Дэмонра не верила в то, что на континенте называли черной магией, просто потому, что прекрасно знала о ее существовании, и вопрос веры здесь не стоял. Нордэна ничего не могла сказать о приворотах, отворотах, ворожбе на богатство и прочей ерунде, которая рекламировалась в газетах, но убивать при помощи определенных манипуляций на Архипелаге умели. Об этом ей говорила мать, а генерал Рагнгерд не имела склонности к суевериям и паранойе. Вряд ли та руководствовалась исключительно прихотями, запретив дочери давать кому бы то ни было свои фотографии и приучив ее забирать с собой негативы.

Шипевший им вслед что-то недоброе Иргендвинд, конечно, на нордэнскую ведьму не очень походил, но в его фамилии отчетливо слышались дэм-вельдские корни. Возможно, мать и бабка научили зеленоглазого змееныша чему-нибудь очень северному и экзотическому. Каким-нибудь вещам, которым мама Дэмонру учить не стала.

«Мразь. Эфэлская мразь!» — нордэна как наяву увидела Иргендвинда, с перекошенным злостью лицом и сверкающими глазами. Вряд ли он вышел за ними следом, чтобы им добра пожелать.

«Я найду твою фотографию, мразь, и буду тыкать в нее иголками до получения результата…»

Как ни странно, после вспышки злости на душе у Дэмонры впервые за последние две недели стало спокойно. Она поняла, что происходит, где ее враг и как с ним должно поступить. Мир снова сделался простым и правильным, черно-белым, как калладский флаг. Сколько бы над этим ни посмеивался Наклз с высот своего ума, мир ей именно таким и нравился.

Нордэне до этой весны не приходилось бывать непосредственно в Миадэ. Когда она еще бегала девочкой с тощими рыженькими косичками, ее родители выбирали другие виарские курорты, а чаще отдыхали в Рэде, поскольку северянка-мать не выносила жару (и в этом Дэмонра, несомненно, пошла в нее), а отец предпочитал тишину полей шумным пляжам. Детские впечатления Дэмонры о синем море и синем небе, представлявшимися ей совершенно неправильными, были значительно лучше тех, которые она получила, оказавшись на самом роскошном курорте Виарэ в тридцать с лишним лет.

В этом году случился необычайный наплыв приезжих с севера. Дэмонра легко узнавала их по облупившихся носам, торчащим из-под широких панам, и жесткому калладскому выговору. Жизнь на курорте казалась нордэне бессмысленной и чрезвычайно расхлябанной. Тот, кто хотя бы год протянул в калладской столице, не удивлялся скандалам и разводам, но сейчас все светское общество словно наглоталось игристого и потеряло последнее благоразумие. Нордэна мало интересовалась жизнью соседей, но от дочери дворецкого доподлинно знала, что по всей округе нет ни одной благополучной дачи, кроме их с Рейнгольдом временного обиталища. Кругом был разгул, разброд и какое-то недоброе веселье. «Пир во время чумы», — думала Дэмонра, по вечерам глядя на освещенный променад с террасы. Звуки новомодного танго — танца, считавшегося бесконечно прогрессивным и столь же неприличным — порою долетали даже до их с Рейнгольдом виллы. Слушая вызывающе страстную и неуловимо-тревожную мелодию, Дэмонра понимала, что рано или поздно за стол к веселящимся людям подсядет гость с пустотой под красной маской. Единственное, что она могла сделать, так это держаться подальше от пира.