— У меня больше нет сына, — в меру печально возвестил мессир Маэрлинг. Роль убитого горем родителя давалась ему особенно хорошо. Наверное потому, что он примерял ее в среднем раз в полгода, лишая Витольда титула и наследства после каждой особенно громкой дуэли. И признавал отпрыска обратно после каждой новой медали «За храбрость и глупость», как любила говорить Зондэр. Дэмонра не сомневалась, что пропустила прелестнейшую семейную сцену, и ничуть об этом не жалела.
Оставалось уладить некоторые формальности практического характера.
— Разумеется, сына у меня больше нет. Но я внес залог за этого опустившегося юнца, — ответил мессир Маэрлинг на ее невысказанный вопрос. — Так что вы можете забрать его и наказать сообразно вашим представлениям. Я лишь просил бы не увольнять его из армии. Мне хочется верить, что он сумеет смыть позор со своего имени в бою.
Примерно такие речи от мессира Эвальда Дэмонра слышала уже раза три. Зондэр — раз пять. И ни для кого это не было секретом.
— Вы не возражаете, если я оттаскаю этого опустившегося юнца за уши? — вопрос был задан исключительно для проформы. Уши Маэрлинга не могло спасти уже ничто в этом мире.
— Пользительно. Весьма пользительно для усвоения основных принципов хорошего тона, — важно кивнул безутешный отец. В его черных глазах кувыркались бесенята. — Только не оторвите вовсе. Нужен плацдарм, на который его дети будут вешать ему лапшу. Я верю в преемственность поколений и в то, что мои внуки за меня отомстят. А теперь… Сожалею, что вынужден покинуть вас, госпожа. Однако дела не терпят.
«Дело» было на три года младше сына Эвальда Маэрлинга и отличалось взрывным темпераментом. Что при этом самое поразительное, пасынка Милинда Маэрлинг любила. Раз уж отпустила мужа вытаскивать его из затруднительного положения в ночь прихода весны.
— Я желаю вам удачно разобраться со всеми вашими делами. Счастливой весны, мессир.
— Позвольте ручку, миледи. Никогда не целовал руку прекрасной дамы в тюрьме. Надо же начинать.
Дэмонра решила не уточнять, что ручку прекрасной даме под сводами тюрьмы он так и не поцеловал: с дамой не задалось. Но ее отвратительное настроение вдруг стало хорошим. Во всяком случае, ей расхотелось ломать Витольду Маэрлингу конечности.
Камера, как ни странно, была практически пуста. Самых активных гуляк то ли еще не привели, то ли уже отпустили с миром. В дальнем углу развалилось какое-то существо, предположительно женского полу. Оно с упорством маньяка рассказывало потолку, стенам и единственному сокамернику о том, что в юности было любимой фрейлиной кесаревны, но зависть и интриги заставили ее бежать из дворца. А «те проклятые серебряные ложки» подбросили недоброжелатели. В максимальном отдалении от «фрейлины» восседал Витольд Маэрлинг. Он несколько картинно запрокинул голову назад и только вздыхал на самых сильных моментах монолога жертвы людской зависти.
— Витольд, на выход! Прилетел твой личный Заступник. Сейчас будет наносить тебе травмы!
— Что, второй подряд? — Маэрлинг, наконец, заметил посетительницу и расплылся в улыбке. Дэмонра в очередной раз удивилась тому факту, что он сумел сохранить за собой изначальный комплект зубов.
— Ну ты красавец, — фыркнула она, и погрешила против истины. Вообще, Витольд действительно был красавцем в сильном смысле этого слова. Девочки, девицы, дамы и старые девы вешались ему на шею с пугающим единодушием. Нордэна понятия не имела, было ли дело в романтических льняных кудрях, жарких очах или умении сыпать неплохими комплиментами со скоростью артиллерийского обстрела, но факт оставался фактом: второго такого дамского угодника еще нужно было поискать. Правда, сейчас два внушительных «фонаря» под глазами определенно убивали хорошее впечатление. — С папашей беседовал?
— Как вы догадались? — поразился Витольд. — Я имею в виду, как вы догадались, что я «беседовал» именно с папашей?
— А так, что после каждого лишения титула и наследства тебе отчего-то ломают нос. Удивительное совпадение. Как тебе удалось сохранить фамильную горбинку?
— А ее не было никогда, фамильной горбинки, — ухмыльнулся он.
— Но… погоди. У твоего отца ведь тоже нос с горбинкой…
— У моего отца был мой дед, — виконт Маэрлинг расплылся в очень отцовской белозубой улыбке. — Папаша называет это «преемственностью поколений», если не путаю.
Против «преемственности поколений» было не поспорить.
Читать дальше