Алексей Бартенев - Томатный сок

Старик выдержал паузу, не сводя своих серых глаз с меня, и наконец сказал.

— Вы убийца. Но доказать это мы не можем.

— Хватит! — закричал я в ответ. — Я сыт по горло вашим присутствием. Уходите!

— Нет, — он был спокоен, и не шевельнулся.

— Хотите, чтобы я вас вышвырнул? — я поднялся с кресла.

— Сядьте! — резко сказал старик, и я сбитый с толку сел обратно. Что он задумал? Что это за игра? Почему он так со мной разговаривает?

— Если вы не возражаете, я продолжу. — он наклонился и наполнил свою чашку. — Я здесь для того, чтобы выяснить, куда вы дели тело. Где оно?

— Какое тело? — мое недоумение выглядело настолько наигранным, что старик поджал губы.

— Вы мне не оставляете выбора! — он старался чтобы голос звучал угрожающе, хотел напугать меня. Наивный старикан наверное не знает, что я прекрасно умею блефовать. Состроив наиболее тупую физиономию, я ждал продолжения его фразы. Хотя, если говорить точнее, меня интересовал ее финал, где будет озвучена какая-нибудь угроза в мой адрес.

— Вы знаете, где находитесь? — он собрался, его голос теперь звучал жестко и спокойно.

— Еще бы! Это ведь МОЙ дом. — я развел руки в стороны.

— Да, вы правы, сейчас это ВАШ дом.

— Мне нет никакого дела, кто тут жил до меня. — легко парировал я его колкость.

— И с кем же, по-вашему, вы тут обитаете?

— Со своей супругой. Неужели вы не знакомы с моей женой? — я жестом показал на нее. Она сидела, не поднимая глаз.

Старик поморщился, словно съел одуванчик.

— Как вы здесь оказались? — не унимался он, но я видел, как терпение у него заканчивается.

— Я знаменитый художник, а это жилье мне предоставили за заслуги перед обществом.

Старик побагровел. Так долго мы с ним не беседовали никогда. Обычно все заканчивалось на вопросах обо мне, и моем творчестве. Меня никогда не хватало дольше, чем на пять минут. Наконец он не выдержал, стукнул кулаком по столу, и заорал.

— Вы в тюрьме, вас обвиняют в убийстве! В камере с вами такой же заключенный, как и вы, а вовсе не ваша жена! Не смотря на то, что идет проверка вашей вменяемости, вы все равно под подозрением! Где тело? Куда вы его спрятали?

— Вы про голого? — решил я подыграть бредням выжившего из ума старика.

— Нет, я не интересуюсь куклой, которую вам постоянно подбрасывают в камеру, а потом смотрят, как вы тут беснуетесь. Я спрашиваю, куда вы спрятали труп?

— Милая, посмотри на нашего соседа, он утверждает, что ты простой уголовник! — я улыбнулся жене самой лучезарной улыбкой.

Она тоже улыбнулась, но как-то испуганно, затравленно. Неужели она его боится? Да, наверняка они были в сговоре, а теперь он ее шантажирует.

— Дорогая, скажи, пожалуйста, что ты думаешь по этому поводу. — я обращался к ней спокойным тоном. Она же вначале закрыла лицо руками, ее плечи затряслись от рыданий, а потом, сквозь всхлипы мы услышали.

— Пообещай, пожалуйста, что не будешь больше бить меня!

Во мне вскипела ярость. Я никогда и пальцем не прикоснулся к ней, даже голоса не повысил, а она такое заявляет! Теперь я ясно вижу, что этот спектакль разыгран, чтобы я поверил в свое сумасшествие. Но для чего им это нужно? Неужели они любовники? А таким образом просто хотят избавиться от меня? Но их идея относительно моего сумасшествия не выдерживает никакой критики. Во-первых, я художник, а не убийца. Во-вторых, я у себя дома, а не в тюрьме. Ну, и в-третьих кого я мог убить, и где спрятал тело. Мои размышления прервал старикан. Он собрался с мыслями, и продолжил.

— Хотите взглянуть на свои рисунки?

Я кивнул. Он открыл папку, и показал мне верхний. Сказать, что он меня поразил, — не сказать ничего. На черном фоне алели ярко красные буквы. Они были хаотично расположены, и их было всего пять. Не важно как смотреть на картину, и под каким углом, на ней в любом случае явно читалось только одно слово, которое складывалось из этих букв. «ТВАРЬ». Не дожидаясь моей реакции, старик поднял следующий рисунок. Композиция похожа, но черный фон сменила бесконечная нить, которая издали напоминала пол в парикмахерской усеянный вьющимися черными волосами. Слово, спрятанное в них кричало: «СМЕРТЬ». Второй листок отправился к первому. Передо мной предстал третий. Среди черных линий, и красных штрихов я смог прочитать «НЕНАВИСТЬ». Листки сменяли один другой. В них менялся только текст. Вскоре это уже были не отдельные ругательства, а словосочетания. Я откинулся на спинку кресла, и сказал.

— Вы хотите меня убедить, что вот это дерьмо написал я? — только и мог выдавить я через переполнявшие меня эмоции.