Александр Лучанинов: Каменка [СИ]

Старуху, алчившую чужого сердца больше всего на свете, я наградил даром ворожбы. Грибнику, попавшему в плен привычки, я даровал облегчение. Юнцу, больше всего на свете желавшему найти способ спасти свою мать, я подсказал его… Но ради собственной потехи, я сделал так, что ни один из заговòров ведьмы не работал по задумке. Ради шутки я превратил временное облегчение нужды грибника в вечное проклятье. А мать юнца пожалела о том, что сын сумел ее спасти.

— Ну вот, как я и говорил, — Гена пожал плечами, — все бе-ды Каменки из-за вас. А что на счет Сирого?

— А, юнец с проклятьем волка, — голос в голове довольно хмыкнул. — Это не моя заслуга. Проклятье волка, как и то существо, что вышло из могилы сына Альберта сотворила глупая старуха. Ее жажда сердца породила жажду крови. Ее попытка излечить душевную рану породила чудовище.

— Я смотрю, вам, товарищ Род, это все приносит удовольствие.

— Моим годам нет исчисленья, и все ваши беды для меня ничто иное, как дуновенье ветра, колышущее траву.

— Да что же вы за бог такой? Разве можно создателю всего наслаждаться собственными пакостями? Нет, вы не бог. Вы злобный, обиженный на весь мир старик, которому стыдно показаться людям на глаза. Знаете, что я вам скажу? Не зря вас все забыли, — Гена замолчал, ожидая, что в ответ на его дерзость тут же последует неминуемое наказание в виде удара молнии в темечко или чего-то подобного. Но ничего страшного не произошло.

— Да, это так, — вдруг ответил голос, и его интонация по-менялась. Властность исчезла, уступив место задумчивости. — Я стал слишком стар, мой век на исходе. И в мире, для которого я сделал так много, почти не осталось вещей, приносящих мне радость… Но готов признать, что игра, в которую я сыграл с твоим предшественником, изрядно меня повесе-лила.

— Про какую игру вы все время говорите?

— Про игру умов, в которой бога обыграл старик. Точно так же, как и ты, сын Альберта отыскал мой дуб. Точно так же, как и ты, он сделал это ради желания. Но в отличие от тех, что приходили до него, он желал не для себя. Он желал для других.

— И что же он загадал?

— Он загадал, чтобы в Каменку пришел порядочный чело-век, которому бы никто не смог помешать.

— Простите, товарищ Род, но я уже не особо соображаю, — жар одолевал Гену, путая мысли и не давая сконцентриро-ваться. — Можно как-то покороче и попонятней?

— Он загадал тебя, глупец.

Володаров на миг оцепенел, пытаясь перемолоть услы-шанное на ходу ржавеющими шестернями в голове.

— Скованный условиями желания я мог лишь подтолкнуть твою судьбу, направить тебя в Каменку и наблюдать за тем, как ты справляешься. Признаюсь, я недооценил твоей тяги к ответам. Благодаря ей ты оказался здесь, у моего дуба. И не-смотря на близость смерти, порядочность заставила тебя сказать нужные слова, верные слова. Те, что выиграли игру.

— Все, я сдаюсь, — промямлил Гена, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. — Я пришел сюда… чтобы загадать жела-ние. Можно мне… можно мне загадать?

— Ты это уже сделал. Разве не помнишь? — звук голоса стал гораздо тише, отдалился. — Ты попросил оставить Каменку в покое и дать людям спокойно дожить остатки их жизней. Что ж, сын Павла, слово свое я держу. Никто не сможет поме-шать тебе навести порядок.

Старик, скрипя как сухая ветка, медленно встал с корня.

— Поднимись, — скомандовал едва слышимый голос.

Не осознавая себя Володаров подчинился. Собрав по-следние силы, он поднялся на дрожащих ногах.

— Как и обещано, я, Род сотворитель всего, покидаю эти земли. Но перед этим, старый бог хотел бы напомнить тебе, игрушка судьбы, что раньше он был известен не только сво-ими забавами. Я вижу в твоей душе еще одно желание. То, которое ты боишься говорить вслух. В знак доброй воли я исполню и его.

Сгорбленный старик резко распахнул свои похожие на лохмотья одежды, и густой словно молоко туман, клубив-шийся под ними неудержимой волной хлынул на Володаро-ва.

Растерявшись, Гена в страхе прикрыл разгоряченное ли-цо руками. Но туман не навредил ему. Вопреки всем ожида-ниям он принес лишь облегчение. Словно все болезни и ра-ны разом исчезли, а вместе с ними прошла и боль.

Опустив руки, Гена осмотрелся. Кругом не было видно ничего кроме густой дымки. Старик, гигантский дуб, стран-ный лес, все исчезло в клубах тумана настолько густого, что не было видно даже собственных ступней.

Ничего не понимая, Гена приложил ладонь к боку, в ко-тором всего секунду назад огнем горела воспаленная рана. Ее больше не было. Никаких ниток, никакого саднящего шва.