Александр Ледащёв - Город, который ты любишь [СИ]

А через неделю эта же белая ползала в ногах у коричневого, что-то вымаливая. Маронге полагал, что она демонстрирует то, что поняла урок, а там ее эти дураки, может, простят, но случилось странное — коричневый, насмотревшись вволю на ее унижения, дал ей такой же дротик, которым ее кололи каждый день и ночь. После чего та сама воткнула его себе в руку и заулыбалась, медленно и мрачно. И после этого какой бы шаман взялся сказать, что тут творилось?

Он вернулся сюда еще через тридцать лун. На человека белая походила мало, но желающий ей попользоваться пока находились. Правда, блаженства на ее лице не было уже и после уколов этим прозрачным дротиком. А утром того же дня она просто прыгнула в окно вниз головой, которая и разлетелась по дороге, которые тут были сплошь каменные и мертвые, как переспелый плод. Маронге остолбенел. Чего они все тут хотели от нее и она сама, где ребенок и в чем суть этого наказания, как он полагал? Яд убил ее разум и она убила себя? Вот в чем соль наказания! Довести до самого ужасного, что может сделать человек с собой — убить себя. Даже убийство Змея в мире духов прощали легче, это не прощалось вообще. Да, велика, видать, была вина этой белой бабы. Тур!

— А вот и наша «потеряшка», — грустно сказал один коп другому.

— Уверен? По фото она совсем другая, — усомнился второй. Оба стояли над трупом женщины, чей последний месяц наказания наблюдал глупый каннибал, тупой настолько, что так и не понял, что там творилось.

— Ты на ее «дорожки» посмотри. Живого места нет. Она. Похищена из благополучного района, как полагает наш инспектор, ее просто забрали за долги мужа на скачках. Посадили на «хмурый», продавали, кому не лень, а потом выкинули в окно. Благополучная американка, жена, мать пятилетнего ребенка. Увы. Эти ублюдки так и живут в каменном веке или в джунглях Амазонки.

— Почему — Амазонки?

— Да пес его знает, там, говорят, самые дикие племена и нравы, едят друг друга просто так, убивают со скуки, мучают для развлечения, все такое.

— Да. Похоже. Куда мы катимся?

— В ад. Вызывай «труповозку». Повезем на опознание убитому горем супругу. Я зад себе разорву, но докажу связь его любви к коняшкам и продажей жены арабам, твою мать, — мрачно сказал первый полицейский, кофейного цвета негр.

— Докажешь, что он проиграл — и все. Не первый раз. Похищение. А этот притон, что у нас над головами, уже съехал, никто ничего не видел, не слышал, да и крышуется он так, что у нас пупок развяжется, пока мы что-то докажем.

— Дикость. Я всякого повидал, но к этому пока не привык, — сказал негр.

— Привыкнешь. А потом, когда только привыкнешь, придет пора получить золотые часы на пенсию. Если привыкнешь раньше, лучше.

— Лучше не привыкать. Я из этого любителя бегов душу выну, — посулил негр и стал вызывать «труповозку», чтобы увезти тело наказанной белой бабы.

Маронге повезло. Он сжег уже вторую палочку, из тех, что привез из родного леса. И пока что никто его не ловил, не искал (давно бы уже нашли, если бы хотели, он был уверен, что даже в таком месте есть хоть кто-то, слегка понимающий науку следов), не преследовал.

А еще было тепло. Но прохладнее, чем у него дома, особенно по ночам.

Маронге жил в какой-то запутаннейшей подземной змеиной норе, в конце которой и находилось его обиталище. Там дозревали свежие тсантсы, стоял небольшой идол, который Маронге рискнул воздвигнуть, памятуя, что шаманы в его роду все-таки были, вялилось и коптилось мясо, с едой и питьем вопроса не возникало, белые так и не поняли, что на них идет охота, или просто были слишком заняты своими дурацкими делами.

В одно дело, гур, тур и гур, но больше, честно признаться, тур, Маронге вмешался.

Дело это как-то само собой вышло на реке. Маронге почти полюбил эту реку. Это было то, очень немногое, что старалось, хотя бы старалось жить в этом аду на земле. Да, белые убивали реку день изо дня, сваливали в нее такое, от чего легкие Маронге сводило, а оттуда же, как он понял, и брали воду, порой подвозя какие-то огромные бочки верхом на своих чудовищах, но она еще была жива. Маронге не любил подходить к берегу, он предпочитал смотреть на реку, в которой отражались огоньки деревни этого сброда, с крыши пакгауза. Люди тут бывали редко, но порой сверху по течению приходили огромные лодки, с которых чудовища длинными лапами сгружали огромные ловушки, ставили их на чудовища другой породы, что ездили, а затем увозили ловушки в город. Почему ловушки? Тур! Из них так орали какие-то, невидимые Маронге, люди, что было понятно бы и белому со стороны — их привезли, захватив в войне, чтобы без помех, спокойно съесть дома. Порой бывало и наоборот — ловушки привозили к берегу и грузили на огромные лодки, которые уходили вверх по реке. Поразмыслив, Маронге понял, что и ответные набеги тоже бывают, в результате которых и те, кто живет выше по реке, ловят себе пленных. Смотри-ка. Белые, оказывается, тоже стараются жить, как люди, что ли? Или на реке власть злых духов слабее?