Элизабет Хэнд - Последний альбом

Затаив дыхание, напряженно вслушивалась, надеясь различить голоса или движение внутри, но там было тихо. Я уж решила, что мне показалось, но тут стук раздался снова, на этот раз громче.

Прямо в дверь, перед которой я стояла. Я отпрыгнула и услышала снова: Тук! Тук! Тук!

Через минуту шлепки прекратились. Подползла к двери, и тут опять началось. Теперь колотили в противоположном конце комнаты, со стороны окна. Я прижала ухо к двери.

– Джулиан, – просипела я едва слышно. И громче: – Джулиан!

Собравшись с духом, нажала на ручку, приоткрыла дверь и заглянула. Ничего. Обычный бардак: одежда по полу раскидана, книги валяются где попало.

– Джулиан?

Ответа нет. Я вошла, и дверь мягко закрылась за мной.

В комнате никого. В кровати никого. Не знаю, чего я больше боялась: увидеть его мертвым или в постели с той девчонкой. Но их в комнате вообще не было.

Перешагнула развал книг, увидела у кровати гитару Джулиана, как будто он играл в постели. Одежда, которая была на них в баре, валяется на полу. В том числе и голубая накидка Джонно. Окно приоткрыто на два-три дюйма. И полная тишина кругом. Постель сбита набок – совершенно ясно, что спрятаться там никто бы не смог, но я все-таки потянула за пододеяльник.

И сразу же пожалела об этом. На простыне была кровь – немного, несколько крупных капель, уже подсохших. Я рванула пододеяльник обратно. Пошарила под подушками – не соображая, что я там ищу. Даже провела ладонью по матрасу, проверяя, сохранилось ли тепло.

Нет, холодный. Наконец я перевела взгляд на стену.

Сначала показалось, что это художества Джулиана. Вся поверхность испещрена мелкими точками и крапинками, как будто ноты без нотного стана. Стены в наших спальнях были заштукатурены белым, и Уиллу нравилось на них писать: идеи для песен, номера телефонов, имена девчонок.

Но здесь на стене не чернила, не карандаш. Капли свежей крови, забрызгавшие штукатурку, словно кто-то стряхнул на нее малярную кисть.

Та же картина на другой стене – и на потолке, и на внутренней стороне двери. Повсюду следы крови: не крупные пятна, а мелкие брызги, не больше булавочной головки. Сердце у меня колотилось. Повернулась к двери, хотела метнуться прочь, но ноги стали как ватные.

И тут я снова услышала стук, теперь прямо у меня за спиной – тот самый мягкий шлепок. Непроизвольно разинула рот, собираясь завопить, но из пересохшей гортани не вырвалось ни звука. Я резко крутанулась.

Маленький темный комок завис снаружи окна, словно листок прибило ветром к стеклу. Очередной шлепок, и комочек упал на подоконник внутри комнаты.

Снова ощутив руки-ноги, я очень осторожно подошла к окну. Стекла, как и стены, забрызганы кровью. На подоконнике лежит крошечная птичка. Легко уместилась бы на ладони. Перья красновато-коричневые, грудка белая. Крылья на концах темнее, почти черные. Лапки не толще зубочистки, длинные красноватые когти. Глаза с маковое зернышко. Малюсенький клюв сомкнут и весь в крови. Склонившись, я слегка подула на нее, но она не шелохнулась. Умерла.

Подобрав с пола листок бумаги, я подсунула его под мертвую птаху и стряхнула ее с подоконника в ладонь.

Почти невесомая. Перья мягкие, едва ощутимые. Но когда я поднесла ее к лицу, чтобы получше рассмотреть, тельце дернулось и когти воткнулись мне в руку.

Меня будто раскаленной иглой пронзило. Я взвизгнула и выронила птицу обратно на подоконник, потом отскочила и уставилась на нее, гадая, шевельнется ли она. Может, только притворилась дохлой.

Наконец я сдалась и отправилась восвояси. Только вечером, принимая ванну, я заметила, что кожа вокруг места укола вспухла, как будто там осталась заноза. Болело жутко, я целую неделю не могла играть на гитаре.

Потом нарыв лопнул, как гнойник. И моментально зажил, только на ладони остался шрам. До сих пор иногда побаливает, когда беру в руки гитару.

В понедельник после того концерта в пабе к нам пожаловал Том. Подкатил к Уайлдинг-холлу на бешеной скорости; я уж решил, что кто-то умер. Оказалось, Лес вызвонила его из Лондона, сочинив жуткую историю про Джулиана и ту девицу. Том с ходу заорал:

– Где они? Живы?

Я вылупился на него – не понял, с чего бы им умирать. Том с воплями ринулся в дом, наверх, потом снова скатился вниз. Мы уже собрались в кухне. Лес всех перебудила, неся какой-то бред про Джулиана, но о звонке Тому не заикнулась. Том напустился сперва на Эштона:

– Где Джулиан?

Эштон уставился на Тома, как на буйно помешанного: