Артур Шайдуллин - Шрамы на сердце

Решение убивать до того, как ОНО доберется до очередной жертвы, далось мне легко.

— Думаете, это оправдывает вас? — голос Эмиля был сдавленным и тихим, словно он закрыл лицо руками.

— Я не ищу себе оправданий. Моя жизнь закончилась, когда я стал поводырем ужасного монстра. Я готов и буду отвечать только за те поступки, которые совершил до того момента, когда набрел на нее в пещерке. Я обрекал людей на мучения, позволяя существу поедать их пока они живы. Вам этого все равно не понять.

— Ты убил моих товарищей… Бог тебе судья, старик. Возможно, на твоем месте и я бы так поступил. — Эмиль лег на кровать и отвернулся к стене.

— Я не выбирал себе такую судьбу. Что и говорить — я все равно убийца.

— Вы беспощадный убийца, ваших жалких попыток недостаточно для искупления.

— Вы очень жестокий.

— Господи, старик, убивший тридцать два человека, говорит мне, что я жестокий?! Лучше, помалкивай.

— Нынче для вас плохой день, ребята. В последнее время вам приходится очень туго, — произнес старик после долгого молчания.

— Это точно, — буркнул Эмиль, — как и вчера. Собственно говоря, и позавчера. Ни один из дней прожитых мной за последние полгода, не был хорошим для меня.

— Тяжелые и плохие дни оставляют шрамы на сердце. Зачастую шрамы очень глубокие. Даже зарубцевавшись, они продолжают кровоточить. Чем больше мы живем, тем больше шрамов. Если повезет, одна из ран и заживет. К концу жизни от сердца нечего и не останется — одни шрамы.

— Убийца-философ. Наверное, обычное явление. Психически здоровые люди разве становится маньяками?

— Я бы, пожалуй, тоже поступал именно так, — произнес Матвей. Недолгий сон и несколько ложек супа вернули ему силы. — Все это мучительно больно. Я не чувствую ни ног, ни рук.

— Ты очень бледный. — Профессор потрогал лоб Матвея. — Температура под сорок, не меньше.

— Поташнивает и мышцы болят, — писатель лег на койку и закрыл глаза. Судорога холодным током сковала его тело на несколько секунд, изогнув его тело в дугу. Ком подкатил к горлу и Матвея вырвало.

— Оно умирает… — проговорил старик.

За ночь Белый халат приходил два раза. Он делал Матвею все новые и новые инъекции. Писатель не кричал лишь в те редкие минуты, когда его тело было свободно от боли. К утру Матвея пришлось привязать к койке. Писатель метался по камере в сильном приступе и мог навредить себе.

Доктора сопровождали двое в камуфляжной форме, в одном из которых Эмиль узнал толстяка, которого Матвей оглушил ударом рукоятки пистолета. На его запястье висели дорогие часы Виктора.

К обеду третьего дня пребывания в камере Матвей пришел в себя. Когда сознание прояснилось, писатель встал на ноги. Он сделал несколько упражнений, чтобы размять спину и шею.

Дверь камеры напротив, была распахнута. Матвей разбудил Эмиля и сел на кровать.

— Как думаешь, ему задают вопросы, или вкалывают экспериментальные препараты? — спросил профессор.

— И то и другое, надо полагать. Только в обратной последовательности. Надо же как-то узнать о побочных действиях.

— А ты хорошо выглядишь. По крайней мере, лучше, чем вчера.

— Надеюсь, через пару часов смогу пройтись, возможно, и бегать.

— У тебя есть план? — Эмиль подошел к раковине и ополоснул лицо холодной водой.

— В каком-то фильме я видел один трюк. — Матвей подошел к решетке и попробовал быстро просунуть руки. Он сделал неловкое движение, словно баскетболист поймавший мяч. Проделав это несколько раз, он обернулся. — Может у тебя лучше получится? — в его голосе читались нотки азарта.

Покачав головой, Эмиль сел на край кровати.

— План — дерьмо, — профессор зашнуровал ботинки. — Свернуть охраннику шею… В твоем стиле. Хотя думаю, я сам к нему рано или поздно пришел. Одно смущает, а если у него не будет ключей?

Эмиль встал у решетки и повторил движения Матвея.

— И еще один вопрос. Как сделать так, чтобы охранник подошел на расстояние вытянутой руки? И что делать, если они будут вдвоем?

— Это я еще не придумал, — произнес Матвей с легким налетом разочарования в голосе.

Профессор шагами отмерил камеру из угла в угол. Покусывая губы, он пошарил в карманах. Внезапно нащупав что-то особенное, они изменился в лице и вытащил обломок вилки.

— Вот оно! — воскликнул Эмиль, словно в его руках был ключ от камеры.

— Издеваешься?… — Матвей снисходительно взглянул на остаток столового прибора.

— Не стоит недооценивать возможности этого сувенира. — Профессор прорезал вилкой воздух.