Артур Шайдуллин - Шрамы на сердце

Машина выехала на полевую дорогу. Каждый ухаб и кочка сопровождались скрипом. Вскоре смолк и старенький радиоприемник. Покрутив ручку настройки, Виктор выключил его.

Стрелки показывали десять часов. Гревшее с утра солнце скрылось за облаками. К полудню заработали и «дворники» — мелкий моросящий дождь не стал сюрпризом. Дорогу размывало, и Эмиль старался ехать быстрее, чтобы успеть проехать большую часть пути.

Виктор включил камеру и проговорил несколько фраз. Засунув ее обратно, он повернулся к Матвею. Писатель наносил на руку новый слой мази.

— Слушай, Матвей, — Виктор с трудом подбирал необходимые слова. — Думаю, ты еще не отказался от идеи книги обо всем этом. Я уверен, все это закончиться… Благополучно… В соавторстве, так сказать. В документальном жанре. Снабдим фотографиями. Это будем настоящая бомба… Что думаешь?

Матвей бросил короткий не заинтересованный взгляд. Эмиль нажал на тормоза. Профессор выскочил из машины и обошел ее спереди. Открыв дверь, он выволок Виктора наружу. Поднятый наверх за воротник журналист опешил от такого поворота событий.

— Мы же договорились. Ты не будешь приставать ни к нему, ни ко мне. Сегодня у него не работает рука, завтра другая. Через пару дней он не сможет встать. Через пару недель его сердце начнет покрываться зеленой коркой. Тебе хотелось бы писать об этом книгу?

Виктор покачал головой. Эмиль поставил его на землю. Вены на шее профессора вздулись от гнева и усилия.

— Вот и замечательно, — Эмиль поправил воротник Виктора и похлопал его по плечу. — Не забывай, что в любой момент можешь оказаться за бортом. Тише воды, ниже травы. Договорились?

Виктор кивнул. Он смотрел на профессора снизу вверх. Журналист был ниже на две головы.

— Замечательно, — Эмиль открыл дверь автомобиля, приглашая Виктора присесть, — я рад, что мы нашли точки соприкосновения и мило поговорили.

— Не стоило, — проговорил Матвей, когда Эмиль вернулся за руль, — но, спасибо, за внимание.

— Всегда, пожалуйста, — проговорил Эмиль, и, смахнув с лица капли летнего дождя, двинул машину.

— Твоя дочь… Как она?

— Какое-то время она была полностью парализована. Но вчера она начала шевелить руками и ногами. Появился аппетит. Ела сама. Но волдыри и корочка не сходит.

УАЗ проехал мимо очередной заброшенной деревни. Окна и двери были заколочены широкими досками. На фасаде разваливающейся церкви росла трава. Небольшая воронья стая кружила над несколькими соснами у одного из домов. Съехав с дороги, Эмиль заглушил двигатель.

— Привал. Минут двадцать, — сказал он. Выйдя из машины, профессор накинул дождевик и принялся разминать спину.

Есть моменты жизни, которые неизменно всплывают в памяти. Словно кадры, вырванные из фильма, они прокручиваются перед глазами. В хороших воспоминаниях можно купаться очень долго. Сидя, например, с бокалом коньяка и сигарой у камина или в гамаке на летней веранде, просматривая фотографии.

Детали событий трехлетней давности постепенно улетучивались из памяти Эмиля. Они сменялись новыми воспоминаниями о прошедших приятных моментах продолжающейся жизни.

В тот декабрьский день снег шел с самого утра. Огромные хлопья падали с неба, словно кто-то там наверху отряхивал гигантскую пуховую перину. Эмиль проснулся очень рано. После звонка Карины в четверть четвертого утра он не мог уснуть. Он дважды перегладил внушительную стопку приготовленных пеленок и распашонок. К шести часам детская сияла от чистоты. Новоиспеченный отец пытался усидеть перед телевизором, но волнение и воодушевляющая радость, то и дело поднимали его с места.

К родильному дому он подъехал за сорок минут до начала приемных часов. Время измерялось не в привычных минутах и секундах, а выкуренных сигаретах. Один окурок равнялся трем-четырем минутам.

Когда стальная дверь скрипнула за спиной, Эмиль вздрогнул от неожиданности. Он метнул недокуренную сигарету в бетонную урну и прошагал мимо старого охранника, ворчавшего по поводу отсутствия терпения.

Халат лег на его широкие плечи небрежно наброшенным платком. Эмиль едва не растянулся на полу, на ходу одевая бахилы. Улыбающаяся медсестра нашла нужную фамилию в длинном списке со второго раза.

Не дождавшись лифта, Эмиль помчался на шестой этаж по лестнице. Санитарки и уборщицы, привычные к такому поведению, провожали его взглядом и прижимались к стене. Эмиль остановился у дверей и отдышался. На цыпочках он вошел в светлую палату и положил пакет на тумбочку. В воздухе витал запах молока.