Роберт Блох - Рассказы. Том 1. Мифология.

— Что ж, Хассан. Не думаю, что ты еще долго сможешь упорствовать ввиду таких… хм… красноречивых аргументов. Довольно уже; скажи-ка, где найти того идола, о котором ты упоминал?

Изуродованный страдалец зарыдал, и доктору пришлось опуститься на колени у ложа боли в попытке разобрать бессвязное бормотание. Существо бредило минут двадцать и наконец умолкло.

Доктор Стугач поднялся на ноги с довольной искоркой в добродушных глазах. Он махнул рукой одному из негров, возившихся с механизмом дыбы. Тот ответил кивком и направился к живому ужасу на пыточном инструменте. Несчастный плакал — плакал кровавыми слезами. Чернокожий вытащил меч. Лезвие свистнуло, взлетая вверх, и вновь рассекло воздух, опускаясь. Послышался глухой звук удара, брызнул крошечный фонтан, на стене за дыбой расплылось багряное пятно.

Доктор Стугач вышел из подвальной комнаты, запер за собой дверь и стал подниматься по лестнице к дому. Открыв тяжелую крышку люка, он увидел яркое солнце и радостно засвистел. Он был очень доволен.

У него были на то хорошие причины. Уже несколько лет доктор вел, как сказали бы некоторые, жизнь «авантюриста». Он занимался контрабандой древностей, безжалостно эксплуатировал труд туземцев на Верхнем Ниле и иногда опускался даже до запретной торговли «черным товаром», процветавшей в кое-каких портах Красного моря. В Египет он прибыл много лет назад в качестве атташе археологической экспедиции, откуда его без долгих церемоний изгнали. Причина изгнания так и осталась неизвестной, но ходили упорные слухи, что доктор решил присвоить лучшие экспедиционные трофеи. Разоблаченный и опозоренный, он исчез, а через несколько лет вернулся в Каир и открыл заведение в туземном квартале. Неразборчивость в средствах помогла ему завоевать здесь сомнительную репутацию и обеспечила доктора приличным доходом. И то, и другое его, похоже, вполне устраивало.

В описываемое время он представлял собой низкорослого и плотного человека лет сорока пяти, с головой в форме пули, возвышавшейся над широкими обезьяньими плечами. Толстое туловище и выпирающий живот поддерживались парой хилых ног, составлявших странный контраст с верхней, мясистой частью тела. Быть может, доктор и напоминал Фальстафа, но человеком он был жестким и жестоким. В его свинячьих глазках светилась алчность; пухлые губы выдавали похоть; непритворно улыбался он лишь от жадности.

Именно страсть к наживе привела его к нынешнему приключению. Стугача нельзя было назвать человеком легковерным. Обычные россказни о затерянных пирамидах, зарытых в пустыне сокровищах и похищенных мумиях оставляли его равнодушным. Он предпочитал нечто более весомое. Контрабандный груз ковров; немного тайком перевезенного через границу опиума; известное количество противозаконного человеческого товара — такие вещи он хорошо понимал и ценил.

Но эта история была совсем иной. Она казалась невероятной и все-таки попахивала большими деньгами. Стугач был достаточно умен. Он знал, что многими величайшими открытиями египтология была обязана как раз подобным диким слухам. Он был также способен отличить невероятную правду от досужего вымысла. В этой истории таилось зерно истины.

В кратком пересказе, звучала она так. Некий отряд кочевников, находясь в тайном путешествии с грузом незаконно приобретенных товаров, пересекал пустыню по собственному, заранее намеченному маршруту. Обыкновенные караванные пути виделись контрабандистам не слишком безопасными. В одном месте они случайно заметили торчащий из песка любопытный предмет — не то обломок скалы, не то камень. Очевидно, он был когда-то похоронен под толщей песка, но за долгие века песчаные дюны, пересыпаясь и меняя очертания, сдвинулись и открыли часть предмета. Контрабандисты остановились, приблизились — и совершили поразительное открытие. Из песка выдавалась голова статуи, древнеегипетской статуи с тройной короной бога! Черное тело по-прежнему покоилось в песке, однако голова прекрасно сохранилась. Она была весьма странной, эта голова, и ни один из туземцев не мог или не желал распознать божество, хотя караванщики придирчиво их допросили. Все это казалось непостижимой тайной. Превосходно сохранившаяся статуя неведомого бога, похороненная в одиночестве в южной пустыне, вдалеке от какого-либо оазиса и в двухстах милях от самого ничтожного из окрестных селений!

Караванщики, судя по всему, осознали уникальность находки; обнаружив неподалеку два валуна, они велели поместить их на макушку идола в виде опознавательного знака. Проводники-туземцы с явной неохотой подчинились, продолжая тихо бормотать молитвы. Они, похоже, очень боялись погребенного идола, хотя в ответ на расспросы твердили, что ничего не ведают.