Роберт Блох - Рассказы. Том 1. Мифология.

К утру четыре квартала были испепелены, несмотря на всё старание пожарных бригад.

Он наблюдал, затерявшись в толпе зевак. Душа его возносилась высоко в ночное небо и оттуда созерцала эту ужасающую, роскошную красоту, сотворенную им самим.

Библейский Апокалипсис… Как на картинках в Писании… только еще прекраснее.

Великолепный изголодавшийся зверь — алый, сверкающий — жил в черном небе и пожирал уродливые деревянные домишки вместе с их жалкими обитателями. Он цеплялся когтями за крыши, расшвыривая по сторонам венки из красных роз. Он трепетал от радости, поглощая свои жертвы, этот миллионноротый монстр, выдыхающий мириады слепящих искр…

Звонят колокола, кричат люди, ржут лошади, плачут погорельцы. Монстр волочит за собой громадный огненный хвост и любовно обвивает им свои новые жертвы — нет, не людей — целые дома. Как же он могуч и быстр.

Но борьба с пожарными утомила его. Слишком много людей, слишком много водяных змей. Три огненных хвоста уже умерли. Еще один загнан в мышеловку обугленного дома и изрублен топорами. Чрево его разодрано водой в клочья. Рассыпавшись на части, монстр мечется внутри выжженных им домов, стонет, срывая в агонии крыши своих темниц. Иногда, уже после смерти, его щупальца и хвосты судорожно подрагивают, но люди безжалостно срубают их топорами.

Вот остался только один язык. Из красного он становится розовым. Бледно-розовый, розово-оранжевый, цвета чайной розы, бело-розовый… Умер.

Умер. Они все умерли, бедные… бедные…

Едва он это понял, как снова стал самим собой и сообразил, где находится. Он огляделся и увидел, что прижат толпой к веревкам, натянутым вдоль улицы. Неожиданно его охватил страх. Не было больше ни чудовищ, ни алых роз, ни пира. Все исчезло, он остался один в толпе. Наедине со своим преступлением.

Да, это было преступление. Это был… грех! А если кто-нибудь знает? Вдруг кто-то из этих людей видел, что он сделал. Может, есть люди, которые следили за ним, пока он наслаждался пожаром. А если его уже ищут?

Он заработал локтями, прокладывая себе путь в толпе, добрался до тротуара, торопливо свернул за угол и пошел быстрым шагом, едва сдерживаясь, чтобы не побежать.

Ему на плечо опустилась тяжелая рука. Он резко остановился, оглянулся. Восково-желтое лицо незнакомца искривила гримаса улыбки.

— Пойдем со мной, — незнакомец легонько подтолкнул его и повел вниз по улице.

Шли долго, пока, наконец, не свернули во двор большого мрачного дома. По крутой лестнице поднялись на второй этаж, прошли длинный полутемный коридор и остановились перед массивной дверью. Незнакомец толкнул ее, и их ослепил яркий свет.

Комната была полна зажженными свечами и факелами, расставленными на низких столиках. Сладкий, ароматный дым поднимался из курительниц, сворачивался кольцами, свивался в тугие спирали. Стены затянуты темным бархатом. В глубине комнаты — громоздкий низкий диван, на котором, окутанный голубоватым дымом благовоний, лежал человек.

Поджигатель испуганно вздрогнул и широко раскрыл глаза, когда человек приподнялся, опираясь на локоть.

Хозяин дивана поражал своей тучностью — он был толст чудовищно. Бочкообразное тело мягкими складками окутывала длинная белоснежная тога. Голову венчала необычная корона — венок из вечнозеленого лавра. Человек буквально сверкал: серьги, колье, кольца, браслеты, медальоны, кроваво-красные рубины и дымчато-желтые опалы бросали яркие отсветы на пол, потолок, стены.

Лицо толстяка казалось очень старым и страшным: голубая кожа толстыми складками висела под глазами, щеками, подбородком, хищный нос с горбинкой и слегка вывернутые фиолетовые губы делали его похожим на утопленника, которого нашли в ручье мистера Хенслоу. Одни лишь глаза жили на его лице, они светились ярче, чем рубины, и взгляд их был ужасен.

Человек в плаще опустился перед ним на колени.

— Я нашел его, о Богоравный, — прошелестел он. Толстяк чуть заметно кивнул; глаза его по-прежнему жутко и холодно смотрели мимо них. Наконец, фиолетовые губы шевельнулись, и от звука его голоса — низкого, мертвого — повеяло могильным холодом.

— Хорошо, очень хорошо. Я давно мечтал об этом. Ты помнишь Апия, Зарог? Его дух вселился в Роджера в тот день, в Лондоне… Этот человек соединил в себе черты и Апия, и Роджера. Обрати внимание на его пустой взгляд, рахитичное тело, беспокойные руки. Это Апий, Апий собственной персоной.

— Да, Богоравный.

Зарог поднялся с колен и снял плащ, под которым оказалась такая же белая туника, как и у толстяка.