Роберт Блох - Рассказы. Том 1. Мифология.

— Я призвал птиц, — тихо сказал мандарин. — Они мои друзья и приходят, когда звонит колокольчик. Ты слышал легенды, в которых говорится, что у моих канареек есть живые души — души мертвых, которые когда-то висели на дереве, где сейчас висишь ты.

Мандарин вздрогнул и замолчал. Наконец он снова прошептал:

— Это неправда. Это просто птицы, они знают и любят меня, я устроил им множество пиров. Поэтому отмщение за мою смерть останется за ними. И … я услышу последнюю песню, когда умру.

Тогда Хин-Цзе все понял. Он пытался освободиться, но стрела держала его так, что он повис на шипах, пригвоздивших его к ужасному дереву. Он царапался и кричал, когда слышал шелест крыльев, громко стонал, когда золотое облако с жужжанием опускалось к нему. И вот они уже были повсюду с бьющимися крыльями, с крошечными клювами, которые кололи остро, жестоко, побуждаемые ужасным голодом. Кровь ослепила его, два крылатых кинжала вонзились в глаза, и золотое сияние сменилось черной болью. Еще несколько мгновений он корчился под клювами своих крошечных мучителей. Затем живое облако в тишине рассеялось.

Мандарин Куонг лежал на земле. Он позабыл про свои раны, потому что был поэтом. Эта последняя месть, эта последняя победа после поражения была искуплением. Он следил за каждым движением птиц, упивался их грациозной красотой. И скоро он услышит песню — последнюю песню перед смертью.

Ведь он был искренним с Хин-Цзе. Птицы любили его, и это были всего лишь птицы. Мысль о психовампирах — абсурдное суеверие, якобы эти создания завладели душами умерших из его сада, — была невероятна. Куонг смотрел, как желтый рой движется по телу лучника. Вот птицы вспорхнули, чирикая. Через минуту начнется песня. Мандарин ждал поэтического совершенства смерти.

Они взлетели — и вдруг одна из крошечных птичек отделилась от яркого, как солнце, скопления. Это была крошечная самка — и она полетела прямо к скелету на дереве. Потом нелепо примостилась на лишенных плоти ребрах, словно заглядывая за прутья клетки.

Куонг озадаченно смотрел на это. Он с трудом приподнялся на локте. Птица сидела там, а потом … Потом появились ещё две птички!

И вот эти двое долетели вместе. Их маленькие глазки-бусинки остановились на лежащем мандарине. Он откинулся назад, странный ужас сжал его сердце. Самка птицы — Ю-Ли. И самец — из скелета мертвого лучника! Психовампиры?

Они полетели вверх, туда, где в воздухе висело желтое облако. Стая с криками рванулась вперед, как по команде. А потом развернулась и спикировала вниз. Куонг закричал от ужаса. Мертвые души жаждали мести. Желтые кинжалы били и кололи; десять тысяч трепещущих телец рвали и терзали корчащееся на земле существо.

Поэтому никто не услышал, как наступил последний миг — в опустевшем саду канарейки мандарина Куонга спели свою последнюю сладкую серенаду.

(The Mandarin's Canaries, 1938)

Перевод К. Луковкина

С горы сверкнули огромные желтые глаза. Большущая яйцевидная голова высунулась из-за деревьев, и глаза смотрели с нее, подмигивая и наблюдая за крошечными человеческими фигурами, пробирающимися по тропинке.

- Что со мной? - пробормотал вслух Дэн Марлин. Его спутник, невысокий лысый человек с хитрым бульдожьим лицом, уставился на него из темноты.

- Вот это я и хотел бы знать, - саркастически ответил он. – Что с тобой?

Марлин проигнорировал насмешку в голосе друга и продолжил:

- Знаешь, о чем я думал? Мне пришло в голову, что обсерватория на вершине горы имеет форму гигантской головы, а эти два окна – ее глаза. Как будто она наблюдает за нами.

- Видения, значит? – проворчал его лысый спутник. – Ну, я так и думал, что дойдет до этого. Раньше ты был первоклассным репортером, Марлин, — но теперь я думаю, что ты псих номер один.

В голосе маленького человечка звучала грубоватая привязанность, смешанная с искренней заботой. Марлин остановился на тропинке и повернулся к нему.

- Не волнуйся, Хьюз. – сказал он. – Я знаю, тебе все это кажется безумием —подкрадываться сюда, чтобы шпионить за обсерваторией в темноте, — но я знаю, что делаю. Если я прав, то мы напали на след самого значительного новостного сюжета в истории.

- Если ты ошибаешься, - возразил тот, - нам светит канадская тюрьма, и единственное, что попадет в историю, - это наши головы.

- Пошли, - прошептал Марлин. - И давай говорить тише. Если нас заметят с горы, мы влипли.