Олег Чувакин - Мёртвый хватает живого

Он протянул руку Шурке, и Шурка пожал её.

— Мы можем обсудить тактику действий, — сказал Шурка. — Временных.

— Разумеется, временных. Пока всё не нормализуется, — подхватил Ося. — Есть же, в конце концов, собственники. Разумеется, коммерческий директор, — Софья поймала его взгляд где-то на своей шее, — позвонит кому следует. Мы не имеем права оставлять собственников в неведении. Павел Леонидович — топ-менеджер, однако фигура наёмная, и его трудовой контракт тоже содержит кое-какие юридически значимые пункты об ответственности.

— А что первый зам? — спросила Софья. — Вы говорили с ним, Осип Исаакович? — Почему Ося обратился к ним, минуя первого? Только ли потому, что тот взял деньги и кредитную карту? Или и потому, что зам был [братом жены] шефа, и тут, на родственной почве, мог прорасти какой-то странный, нелепый на первый взгляд сговор, имеющий внешней целью потопить зама, а внутренней, настоящей — отвести некие подозрения от махинирующего шефа, каким-то образом сделать виноватыми кого угодно, только не его? Генеральный обвёл бы всех вокруг пальца, сымитировал бы шизофреника и затем купил бы у врачей диагноз, его объявили бы невменяемым, уложили бы в клинику на 3–4 месяца, избавив тем самым себя от любой ответственности за распад фирмы? И в одну палату с ним уложили бы и первого зама — пойманного на раздаче денег на паперти у банка… Может быть, шефа купили конкуренты? Кто? «Юнилэнд»? «Элемент-Трейд»? «Камелия» — мелочь для таких торговых гигантов. Нет разумного объяснения, вот и приходят в голову объяснения неразумные . Словно позаимствованные из дурных, на скорую руку состряпанных детективов.

— А вы и не знаете, Софья Андреевна? Георгия Георгиевича сию минуту унесли в медпункт. Охранники. Забрали у входа. Он сидел на крыльце. На мраморных ступенях. И улыбался. Говорил, что чувствует себя прекрасно, но немного устал. «Визу» он отдал охраннику. Тот записал коды, — сказал Ося. — Георгий Георгиевич сказал: «До банка мне не дойти. Я устал сегодня». А ты, сказал охраннику, дойди. Ты тоже любишь всех людей. Сними деньги и сделай то, что велел Павел Леонидович. Охранник спрашивает у него: «А что он велел?» — «Раздать всё». — «А сколько это — всё?» — «Двести десять тысяч долларов». — «А кому раздать, он не говорил?» — «Людям». — И знаете, что сказал охранник? Сказал то, что должен бы сказать любой разумный человек на его месте. На месте того, кому дарят мешок с деньгами. На месте хорошего семьянина, разумеется. И находчивого человека. Он сказал: «Моя семья и есть люди. И я их люблю».

— А что ответил зам? — спросила Софья.

— Что-то неразборчивое. Невнятно как-то говорил.

— Уволится, наверное, охранник, — сказал Шурка.

— И зама взяли и понесли? — спросила Софья.

— Охрана унесла его в медпункт. Побледнел сильно. И не мог говорить.

— Побледнел?

— Уснул. Я думаю, Софья Андреевна, у него что-то в голове повредилось. Не надо было Павлу Леонидовичу отдавать ему карту. Болезнь такая нервная есть: денежный шок. Болезнь двадцать первого века, знаете ли.

— Шеф и не отдавал ему, — сказал Шурка. — Шеф сказал: кому? И тот ответил: мне.

— А ведь верно, верно… Софья Андреевна, так вы позвоните собственникам? — И Ося, жалко как-то заглянув ей в глаза, поспешил куда-то. Софья подумала, что он сам сейчас начнёт звонить собственникам. Выказывать свою лояльность. В такой ситуации, когда вокруг сумасшедшие, каждый сам за себя. Каждый несумасшедший. Каждый, кто боится, что его размеренная торговая жизнь, в какой-то день, в утро, развалится, распадётся, в лучшем случае до безработицы, в худшем — до суда. И те, кто думает о детях, должны бы бояться вдвое больше холостого Оси Мочалко.

— Что будем делать? — Она посмотрела в Шуркины глаза. Шурка показался ей растерянным. Словно это был тот Шурка, из прошлого, — выставляющий на полки «молочку».

— Неужели это обычный рабочий день? — сказал он.

— Не обычный. День рождения шефа, — напомнила ему Софья. — И что я скажу поставщикам? Везите на склады товары бесплатно? Или про «бесплатно» надо утаить?

— Ничего этого нельзя делать. Тебя посадят. Ты хочешь, чтобы я штурмовал здание суда? Или тюрьму? Или продал нашу квартиру и купил прокурора и судью? Это тебе не приключенческая повесть. Не звони никому. И не приглашай. Я думаю, всё вот-вот выяснится.

И «всё» стало выясняться!

Софья думала потом — когда бежала с Шуркой к машине, — что, не задержи их Ося и закрой шеф дверь в приёмную, она и Шурка засели бы по своим кабинетам и стали звонить собственникам: составили бы список, поделили бы список (собственников было четырнадцать) пополам, а вначале она бы предупредила Осю, чтобы не проявлял излишней самостоятельности, раз уж она, если списать со счетов раздающего генерального и уснувшего в медпункте первого зама, теперь за главного, так вот, закрой шеф дверь в приёмную, они бы за глухими сосновыми дверями, за телефонными разговорами не услышали бы крика секретарши. Той самой новенькой Марины, в любви к которой шеф признался публично. И которой пообещал свою квартиру.