Джезебел Морган - Иди через темный лес

Я с трудом встала, разминая затекшие ноги. Снова холодало, в сумерках белесый пар, вырывающийся изо рта, был виден особенно отчетливо.

– Ну что, Эвридика, ты готова?

Марья кисло улыбнулась, но встала рядом со мной. Если ей и захотелось снова съязвить, она сдержалась. Шаман словно тень возник у меня за спиной. Хотя шаги его были почти беззвучны, я все равно могла слышать, как он приближается – как скрипят друг об друга мелкие кристаллы, вспоровшие его кожу.

Над пропастью я остановилась. Первобытный страх перед высотой удерживал меня, я чувствовала, как немеют ноги и холодеют кончики пальцев.

– Увы, не могу подать тебе личный пример, – Финист встал за моей спиной, положил горячую ладонь между лопаток. Но если раньше этот жест успокаивал, то теперь я только сильнее напряглась. – Но могу помочь сделать первый шаг.

Сердце глухо бухало, и сквозь шум крови в ушах я едва расслышала свой голос:

– Не надо. Я сама.

Глубокий вдох. Выдох. Первый шаг в пустоту дался тяжело, но под ногами оказалась твердая поверхность. Еще шаг. И еще.

Мир перевернулся. Отвесная скала, уходящая в темноту, в подземную глубину, теперь оказалась под моими ногами, незыблемая, как сама твердь. Далеко над головой темнел каменный свод – противоположная стена расщелины. Из-за спины еще струился тусклый свет умирающего дня. Захотелось обернуться, посмотреть – как же теперь выглядит мир? Пустота позади? Небо с далекими каплями звезд? Но я запретила себе это делать, сжала кулаки и медленно пошла дальше, считая шаги.

На десятом окликнула:

– Эй? Вы здесь?

– Не переживай, моя дорогая, – хриплый голос Финиста раздался гораздо ближе, чем я ожидала, – конечно же, мы все здесь, следуем за тобой неотступно, о светоч наш!

– Заткнись уже, а? – Это уже Марья. Я улыбнулась, уловив в ее недовольном голосе привычные злобные нотки.

– Да, мы идем за тобой. Не бойся. – Шаман. Теперь я спокойна.

Голоса звучали совсем рядом, словно мои друзья стояли за моей спиной и едва ли не в затылок дышали, но ни их шагов, ни дыхания я не слышала. Только свои шаги, осторожные и размеренные, тихое шлепанье кожаной подошвы по камню. И шум. Незаметно нарастающий, как далекая лавина, грохот водяных валов, разбивающихся о валуны, звон капель, с огромной высоты падающих на камни. Я почти поверила в это, почти почувствовала холодный и свежий запах подземных источников, когда поняла: это не вода шумит впереди.

Что-то огромное с трудом дышало и хрипело, как в тяжелом кошмарном сне. Я запретила себе думать о том, что это может быть за чудовище, сосредоточилась на шагах, но теперь звук чужого дыхания стал невыносим, казалось, он заглушал даже мои мысли.

Я попыталась заткнуть уши, но это не помогло. И тогда я взмолилась:

– Говорите, пожалуйста! Хоть о чем-нибудь!

– Я бы с радостью развлек тебя беседой, моя дорогая, – совсем как раньше! – но твоя юная сестра так настойчиво просила меня молчать, что не мог не исполнить ее просьбу!

Кажется, кто-то попытался ударить Финиста (и я даже догадываюсь, кто), но он только рассмеялся.

– Пожалуй, я расскажу тебе о том, что сам слышал в шепоте леса, что узнал у мелкой нечисти и голодных навий. Никто из них и близко не подходит к подземному царству – им, мертвым, лишенным света, никогда не выбраться из здешней тьмы, вечно плутать в ней и стать ее частью. – Тихий смешок. – Тут я с ними согласен, уж лучше с лесом договор заключить, чем совсем себя потерять. Поговаривают – тех, кто рискнул к миру живых прорваться, сожрало что-то, переварило и тьмой, навьями изрыгнуло. Вернее, кто-то. Марья, прекрасная моя, может, знаешь, о ком я речь веду? – И не дожидаясь ни ответа, ни разъяренного шипения подростка, Финист продолжил: – Кащей, царь и пленник подземного царства, способный пожрать и Навь, и Ирий, да и мир живых надкусить тоже – и бессильный выбраться из своей каменной темницы, дотянуться хоть до кого-то…

Голос Финиста, как и раньше бывало, стал глубоким и звучным, как у сказителя, погрузившегося в свою историю. Он заглушил тяжелое дыхание подземного чудища, и я сосредоточилась на его словах.

– Говорят, изъеденный собственной злобой, ненавидящий собственный голод, он уснул глубоко под землей и ворочается, когда сны становятся слишком беспокойными… или, – Финист тихонько рассмеялся, – или когда новые безумцы приходят попытать удачу. Кто знает, может, именно его дыхание мы сейчас слышим?

– Ты завел нас в ловушку! – Голос Марьи дрожал от ненависти.