Джезебел Морган: Охотники смерти, или Сказка о настоящей Верности [СИ : черновик]

Свет безжалостного летнего солнца проникает в белостенную комнату сквозь цветные стёклышки витражей, перламутровые блики приобретают слабые оттенки цветов, становясь похожими на блеклые отсветы ярких картин. Промозглый ветер, подобно ледяному дыханию Той Стороны, проникает в комнату даже сквозь закрытое окно, едва колышет лёгкие занавески из дорогого терриского шёлка.

В небольшом комнате тихо. Кажется, только здесь начинаешь осознавать, что такое настоящая тишина. Люди, интересующиеся преданиями и легендами, сравнили бы кабинет Императрицы с Ледяными Чертогами — белые стены, отсвечивающие тусклым серебром, солнечные блики, танцующие на белом ковре, приглушающем шаги. Мебель из бесценного светлого дерева, изящная до хрупкости, инкрустированная платиновыми узорами, тяжёлые шторы, светло-серые и расшитые ослепительно белым абстрактным узором. Вся комната кажется выточенной из одной ледяной глыбы, ослепительно белой, ослепительно холодной.

И только строгая женщина, сидящая за столом, выглядит обугленным и окровавленным пятном на фоне сияющего серебра. Чёрные рубашка и брюки, распахнутый колет цвета запёкшейся крови — невозможно угадать, что перед тобой Императрица. Прекрасная женщина сидит, сложив руки на столе и положив на ладони подбородок. Чёрные, томные глаза кажутся двумя дырами в никуда на вечно молодом лице, лишённом возраста.

На спинке кресла сидит, нахохлившись, словно ворона, среброглазый буревестник. Чёрные перья глянцевито отсвечивают серебряное сияние солнца, светлые глаза затянуты тонкой плёночкой и, кажется, птица устало щуриться, глядя на непутёвое дитя.

Женщина с тихим вздохом выпрямляется в кресле, откидывается на спинку. В глубокой задумчивости подносит к глазам белое перо, испачканное кроваво-красными чернилами, переводит взгляд на недописанную книгу — летопись своей жизни.

«С чего всё началось? С прихода нового бога, повергнувшего прежних в пыль? С горящего аула и стрелы, вонзившейся под лопатку? Земли, путающейся в волосах и забивающей горло? Или — позже, когда седая женщина с острым лицом протянула мне сквозь завесу страха ладонь, исчерченную кровавыми узорами?»

Ей предстоит найти ответ на это вопрос. Но всё осложняется тем, что она его уже точно знает.

И ненавидит, ненавидит, ненавидит…

Она аккуратно выводит на белой, как лёд в её сердце, странице вязь тёмных рун, зачарованно следит за медленно возникающим узором слов и мягких, певучих звуков. Продолжает писать, даже когда на пере высыхают чернила и острый стержень только царапает тонкую бумагу. В пустых чёрных глазах плещется боль и усталость. Её хочется обернуться и взглянуть в глаза мудрой птице, воплощающей в себе спокойную, безмолвную поддержку, но яростная боль сжимает сердце и перехватывает горло ледяным жгутом. Наверное, надо плакать, но слёз нет и не будет — они раз и на всегда высохли на солёном морском ветру, на грязной палубе корабля, увозящего её навстречу блистательному будущему, увозящего её прочь от той, которую она любила и ненавидела. От той, что была её Верной.

«Так когда же всё началось? Как я дошла до жизни такой?»

Императрица слабо оглядывается, взгляд тусклых чёрных глаз беспомощен и печален. Видит Aueliende, она не хотела этого. Не хотела ни править, ни управлять — спокойно, хладнокровно, бесчувственно, как марионетками на тонких нитях.

Но она стала такой. И не в угоду мёртвой своей госпоже и наставнице.

Нет.

Пламя Ночи вырвалось на свободу и потребовало то, что причитается по праву Крови и праву Ночи.

«Всё началось… С холодного взгляда седой женщины, с хищной улыбки последней сестры Крови. С боли и ненависти, детской и игрушечной. Всё началось с жестоких уроков власти».

Размеренное течение мыслей, подобное танцу солнечных бликов на стене, прерывается робким стуком в дверь. В кабинет заглядывает юная девочка, ещё ребёнок, но на ней уже одеяние клана Смерти — чёрное, пурпурное и солнечное серебро. Она нежно и внимательно улыбается, взгляд светлых глаз полон искреннего уважения и почитания.

— Госпожа? — Тихий голос звенит серебряными колокольчиками, завораживая и усыпляя. В нём — беспечность светлого детства, свобода принимать решения и не бояться их последствий. — Вам что-нибудь надо?